Треки сдаются в указанный срок

- в тему на форуме: https://www.hip-hop.ru/forum/battl-ispolnitelei-chtecov-...5-a-568241

- мне в ЛС ВКонтакте: https://m.vk.com/nkt_kt

- или на почту баттла : ntxtb15@yandex.ru (будут выкладываться организатором, по мере поступления)

Формат сдачи:
Никнейм исполнителя (при сдаче на почту указывается в теме письма)
ссылка на трек, размещённый на доступных сервисах с возможностью онлайн-прослушивания.
Текст трека и его автор.

Пример:
Сдавать только один раз одним из указанных способов!

свечи в узорчатой полой тыкве,
древний котёл в серебристой дымке,

запахи вяжущи и горьки,
пена шипит, пузыри, круги;
жар выдыхая клубами пара,
тёмное варево закипает,
в нём – отражается, чуть искрясь,
дикое пламя зелёных глаз.

в прежние годы, в другую бытность
нас почитали и нам молились,
после – веками кляли врагами,
по площадям на кострах сжигали;
впрочем, спастись от небытия
нам помогал саламандры яд:
полпузырька – и огонь не страшен,
просто по коже бегут мурашки;

жизнь потерять за соседский дар –
Эржебет Батори, Жанна д'Арк,
жертвы беспочвенных подозрений,
пытки и казни; а в это время
тёмных времён разгоняя сумрак,
нимфы, валькирии и кицу́нэ
знанием тайным, душой живой
ткали природное волшебство;

мы исцеляли людей недуги –
травницы, знахарши и ведуньи.

разные странные персонажи
вникнуть пытались в искусство наше:
в глупом подобии карго-культа
путали таволгу и багульник,
в страшном намерении рискнуть
мазались суриком, пили ртуть,
в пошлых гипотезах шли кругами,
тщетно ища философский камень;

веря в смешные метаморфозы,
серу вдыхали, лизали фосфор;
мучали стуженных горемык,
сыпали в суп порошок сурьмы,
чтобы потом, проклиная бесов,
мучиться сутки в отхожем месте.
впрочем, всё то, что рождал их разум,
грамотней делалось с каждым разом

и обросло парадигмой вскоре
в стенах научных лабораторий.

так что, порядки тогда сломавши,
вместо толчёных семян ромашки
ранки теперь салицилкой мажем;
пав – от насморка исцелит,
вместо фунгу́са – пенициллин,
а хлороформ для анестезии
лучше припарок из паразитов.
мир поменялся с тех пор сполна,
также меняться пришлось и нам.

будь бестолковее мертвеца,
чтобы бессмысленно отрицать,
что через призму наукоценза
ведьмины тайны теряют ценность;
так методически и усердно
мы удаляли из наших зелий
мох, антимониум, красный мак,
ки́новарь, кровь, безоар, мышьяк

и заменяли их кропотливо
тальком, лактазой и инсулином,
альтернативами сон-траве
стали морфин и ибупрофен.

род наш почтительно тянет ветви
к Бабе-яге и к Моргане Фее,
ныне – стал он другим совсем,
осовременился и осел;
бабка моя на отшибном месте
из мухоморов варила смеси,
мама – ботаник и краевед,
я же закончила первый мед,

в местной аптеке теперь провизор,
бойся меня и микроб, и вирус,
нимфу мезима и анальгина;
так что рецепты теперь другие,
впрочем, имеется в закромах
то, что ночами варю сама.

нет, психоделиков больше нет,
только полезный ассортимент:
сила медведя и ловкость кошки,
средства для памяти и для кожи;

также есть снадобья и составы
на диарею и бородавки...
но как ответственная яга
в целом стараюсь я помогать.

дремлют «пятёрочка», парк и почта;
снова в аптеку заходит в полночь
парень в оранжевой дутой куртке,
в круглых очках, в старый шарф укутан,
суетно крутит в руках окурок,
весь истрепался и полинял;

бедный, как будто не спал три дня,
просит снотворное, алмагель,
пластырь и детский гематоген.

я ему всё отдаю – и вдруг
как бы случайно касаюсь рук,
это ему почему-то важно;

из-под прилавка вручаю также
два переливчатых пузырька.
в них – забытье, отдохнёт пускай.

в час полнолунный скупым декором
тихая ночь укрывает город;
в тесной подсобке моей светло –
греется ведьминский котелок;
и, перемешивая отвары,
думаю, что в них изменим завтра,
как повернётся судьба сестёр;
знать бы, куда это всё ведёт.

в наших инструкциях заместились
мутные смеси на чистый синтез,
люди смогли заменить впервые
старые клетки на стволовые,

химией – иммунитет непрочный,
губчатой тканью – больные почки,
вместо моральных катушек вниз –
рациональность и гуманизм.

утро укрыто туманом – пусть;
это, должно быть, хороший путь.

только скажи, где граница между
этим туманом и тьмой кромешной,
ведьминским варевом и вакциной,
тайным искусством и медициной,
где отыскать на беззвёздной карте
точки невидимых бифуркаций,
те, где снежинка начнёт лавину,
нитка верблюду сломает спину,

лишние капли чуму таят,
вдруг превращая лекарство в яд.

можно ли наверняка ответить:
что-то осталось во мне от ведьмы?

и не пойму ещё – хоть убей:
что человеческого в тебе?

страшно несутся вперёд события,
зелье, увы, не удержишь в сите;
лучше достойно расстаться с тайной,
если не хочешь пустых страданий.
просто прими от меня настой –
да и забудься спокойным сном,

и пусть под утро тебе приснится
новая милая небылица.

там, где земля раскололась
на Ба́ли, Тимо́р и Флорес,

где у песчаного мыса
лазурно-тихий
с бирюзово-индийским
сплетаются легкомысленно,

там справа – хоббиты,
слева – денисовцы,
а посередине – пещера:

когда-то расщелину
илом зали́ло,
законсервировало,
погребло
у берега малахитового;
настоящая капсула времени
из раннего неолита.

скелет первобытной женщины
у стенки сидит зловеще,
бедро раздроблено
укусом чего-то неловкого
и огромного –
акулы ли, крокодила,

выглядит дико,
но любопытного много:
у иссохших ног
разбросана дюжина
камешков и жемчужин –
будто были в мешочке на поясе,

так что древняя папуаска –
ныряльщица
с чувством прекрасного.

на костях – особенные наросты,
объяснить которые просто:
надо долго питаться
либо морскими котиками
(но откуда на Яве морские котики?),
либо прополисом,

так что с этим ориентиром
антропологическим коллективом
мы быстро прозвали девушку
сладкоежкой.

хотя не одним прополисом:
у дальней стенки
уголок первобытного беспредела,

а именно кости
человека фло́ресского
и следы кулинарной разделки.

даже в самом жёстком отборе
родится порой эстет;
человек человеку повар,
человек человеку стейк.

по неровному полу
коготочки группками –
это явно лежали шкурки;
в общем, пещера –
победитель конкурса "милый дом"
в лиге до нашей эры.

но самое интересное
в этом забытом месте –

на одной из стен
настоящее произведение
искусства изобразительного:

в горизонтальном отпечатке ладони,
измазанной в азурите,
узнаются волны;
над узорами моря –
солнце из красной охры,
а гребень волны увенчан
чёрным угольным человечком –
явно самой художницей.

от старости краска крошится
и кукожится,

осыпается
с поверхности каменистой,
это, кажется, первый пейзаж,
за авторством
человеческой кисти.

мне нравится представлять,
как девушка, отохотясь,
по ночам возвращалась в грот,
поджигала хворост,

и когда были съедены
устрицы, мёд и соседи,
любовалась своей картиной –
океаном синим,

безумно его любила;

такая эстетика
элементарного быта.

думается,
есть ли второе дно,
в том, что ассоциируется с водой
именно человеческая ладонь?

и есть у меня
гипотеза ненаучная
с домыслами
перемешанная,
что девушка-сладкоежка
наделяла его – океан –
свойствами человеческими,

погружаясь в его пучину,
представляла,
как великое существо,
могущественное и огромное,
её хрупкое тело
перекатывает в ладонях,

доверяла ему всю себя,
великану
сапфирово-изумрудному,

впрочем,
если судить
по раздробленному бедру,
по истлевшему в грунте трупу,
довере́ние в синие руки
своей судьбы
оказалось необоснованным
и слепым.

но если считать океан
чем-то большим,
чем жидкой солёной толщей,
то там, на стене –
это просто картина
или первая в мире икона?

эта загадка
мне
не даёт покоя.

и если после работы
не зайду за снотворным
в аптеку неподалёку

(где провизор зеленоглазая,
соблазнительная
и ласковая
подберёт на заказ
какую-нибудь микстуру)

то уснуть мне не светит,

максимум –
лишь под утро.

снова
мыслями мучиться
о том, что невидимым сущностям
себя отдавать беспечно –
это очень по-человечески;

ах как бы хотелось
довериться мудрой вечности,
ответственность на кого-нибудь
переложить сполна;
я расслаблюсь –

а ты качай меня на волнах,

и вся наша история
от знахарства до науки,
от Ашшура до богородицы –
это ныряние за жемчужинами
в надежде,
что в океане
акул не водится,

но скажи об этом крестьянину,
молящемуся исправно,
поле которого
выпалено войной,

скажи об этом
биржевому брокеру,
вышедшему в окно,
который
не выдержал крепкого подзатыльника
от невидимой, но осязаемой
руки рынка.

человек человеку начальник,
и рабочая сила,

при этом
не гарантировано
несъедение крокодилами
и незамурованный илом гроб,

по образу и подобию
не бог человека создал –
а ровно наоборот.

нас лелеют нами же созданные
азуритные руки,
мы верим
в иллюзии и предрассудки,
мы верим,
что мнимые сущности
знают нас лучше,

так что картина в пещере
и молебен на паперти –
одинаково
успокоят, но усыпят;

это проклятие рацио –
знать
самого себя.

и я прямо вижу,
как эти великие руки
человеческий социум
передают
друг другу:

как горячую ли картошку,
осторожно ли как пирожное,
небрежно бросают ли
гандбольным мячом,

или, может быть,
перекидывают
как арбузы
в рассказе Драгунского
из блокадного Ленинграда,

и вопросы –
а какие там руки будущего?
примут они подачу?

и покуда мы все расселены
в бесконечных листах экселя,
я прямо сейчас помолюсь
молодому,
ещё неокрепшему,
но перспективному богу,

волны бегут,
но немного другого толка:

бескрайняя информация,
размышления и идеи –
это богатая солью
таящая жемчуг вода,

и к их бесконечным строкам
я своё добавляю слово.

прошу тебя, море,

прими же мой скромный дар.

д'Авай Завтра́ (Demain d'Avai)

Эпиграф
Нужны Парижу деньги, се ля ви!
А рыцари ему нужны авантэ!
Но что такое рыцарь, без любви?!
Без искренней любви к Майе Пуанте!

Пролог
Чужих ошибок - скучен труд, оставленных наследий!
Во Франции закат 18ого столетья.
Сначала весело, оммажи герцога, бумажки векселей…
Терновый венец революций, век на нет сойдет.

Сказ не о временах лихих, о шевалье Завтра́ д'Авайе!
Сам себя не зачислял ни в буржуа, ни в пролетарий.
Злой, безземельных дворян, рок – жизнь в имении отца…
Д'Авай, спасаясь от тоски, пинал кур и гусей под зад.
Военный билет при себе. В прошлом 7 лет карабинер.
Веселей растлевать мамзелей от Кале до Монпелье,
Чем на чужой земле, царя во славу, рисковать седлом.
Лучше – село! валяясь пьяный между скирдами со льном,
Думал д'Авай. И, вовсе не потому, как показаться
бы могло, что трус. Завтра́ был чемпионом сатисфакций!
и прославлен был в боях не усмиряемым свирепством...
вплоть до рандеву судьбы с Эсмеральдой своего сердца.
Действенный метод, дабы перестать спать по ночам.
Д'Авай, наивно, замечтал в лучах счастья в закат умчать.
Но, на такой ноте, без драм, закончит сценарист ублюдский!
Шевалье ждут ложь, любовь, коварство, доблесть, революция…

город, где мы родились, напугает до чертиков даже в опыте мысленном.
в нем: маршрутка /на всякий случай притихнув/ лысыми лапами грязь воротит.
город пуст. поле-перекати.
только горло сорвав реклама хрипит.
только драп линялых пальто, как хитин,
выцветая, срастается с кожей.
__________________________

из остатков трубы вырывается дым,
вверх столбом, как хвосты у кошек
дома подернуты инсультной улыбкой -
по фундаменту перекошены
в них, чем могут, прикрывают лоск нищеты
/кучей старых бутылок и магнитами из ебучего крыма/
в них часы на беленой стене, перестали идти,
заебавшись от вечного тильта
/в них, привычки впитав с молоком,
в похудевшем синем томе сервантеса,
друг от друга, шарахаясь тени,
прячут схроны в сутулом серванте/
/в них жильцы, на ремнях пробивая все новые дырки,
как столбнячный больной, приосанятся/
присмотрись: это кто-то из них уже завтра решит свести счеты с жизнью,
потому что бесчетное множество раз не сводились концы с концами