вопрос вопросов

мой каждый день – викторианский лондон,
омнибусы по улочкам разбитым ковыляют,
неумолимо наша встреча приближается на лобном
месте. бунтари не прячутся под одеялом.
один из них – тот самый прототип, тот самый
мышкин князь, прозрачный и на вид глубокий,
заброшенное на плечо, крыло с груди свисало,
как будто "приглашение на казнь" – набоков.
мой каждый день – викторианский лондон,
усы нафабренные кончиками смотрят вверх,
надулся важностью палач, готовый лопнуть,
его работа – хладнокровие, не дрогнет нерв.
но дрогнет тварь, как-то совсем по-достоевски,
укутайте её замёнами, согрейте заревом,
и топором, заточенным до слепящего блеска
поступок совершите – злой, но правильный.
мне кажется, что даже в лондонском метро,
мы сеткой рабицей опутаны, стоим довольны,
внутри по уэллсу разгорается война миров,
но для того как раз и созданы миры и войны.
гражданской казнью умер чернышевский,
но продолжает жить его бесплотный демон
своею прямотой неумолимо честной
он ставит неотвеченный вопрос: что делать?

не сдал

Вопрос авторства

Кажется, в жестяную крышу вбивают сваи -
Это дождь рождение месяца обмывает
И на третьи сутки в запой уходит.
"Радио, расскажи, что по погоде?"
На завтра тот же самый прогноз.
Гарри устало курит в окно.
На мусорный бак пикирует ворон,
В тумане миопии тонет город,
А ворох проблем копится так скоро,
Что его проще поджечь, а не разбирать,
Чтобы сгорел дотла, как в пустыне мираж.
Говорят, жизнь - спираль,
Но у Гарри она завернула в пике.
Старенький двигатель охнул и закипел,
А парашют пошёл лоскутами.
В ужасе замерзая, мир замер.

И остался лишь танец теней
Угольком по щербатой стене
Да запах безнадёги, как в тюремной камере,
А город встал стеною философско-каменной
И смеётся морщинами улиц.
За холмами рассвет караулит,
Чтоб как всегда некстати
Обнажить город, как грязную скатерть.
Мистер Добби ящик с носками катит -
По цене двух берите три пары.
Гарри совсем не хочет быть старым,
Но волшебная палочка оказалась палочкой Коха.
А если рядом спряталась опухоль?

Вот время и летит как снаряд
Смятым листочком календаря
В проржавевшее со скуки ведро.
Давно осыпалась роза ветров -
Штиль в местном омуте и тоскливый бардак.
Чудес и детства здесь не было никогда,
Зато отец Гарри непростой секрет разгадал:
Девять несчастий - три четверти литра ответ.
Без следа ускользал из дома хитрый портвейн,
Да ещё припадки начинались ближе к весне.
Когда оттепель с жадностью доедала весь снег,
В дверь кулаками громко стучалась беда:
Папа вдруг понимал, что он чёртов джедай
И с криком "Гарри, я твой отец" хватал арматуру.
Шрам на лбу сына пульсировал, наливался бурым,
И младший Поттер сбегал на поиски добра.
Даже когда дьявол отца насовсем забрал,
Во снах он сына продолжал кошмарить.
Как ты попал сюда, мой бедный Гарри?
Ты заблудился посреди незнакомых страниц,
Чужой сюжет в твою продрогшую душу проник.
Не та полка, не та книга, буквы не те.
Ты бы хотел уехать, сбежать, улететь,
Но куда скроешься от самого себя?
Страхи тебя везде с аппетитом съедят.

И где причину бед искать: в себе или снаружи?
Возможно, Гарри никогда её не обнаружит,
Или в самом вопросе однажды найдётся ответ:
Слушай, зачем ты снёс голову той полярной сове?

вопрос времени

Вербо, ты шла ко мне босиком по раскаленным спицам,
небоскребы вставали у тебя на пути ледяными драконами.
человечество – лишь крайняя плоть Создателя, теперь дымится,
это ты заклеймила его, прижгла весь наш род бракованный.

Вербо, ты шла ко мне по татуировкам на собственном теле,
боеголовки срывались с губ, превращаясь в семечки болиголова,
я заваривал из них зелье правды, но яд оказался смертелен,
я заваривал дверь в подземный бункер, но разве спрячешься от Слова.

Вербо, ты шла ко мне абсолютно голая по пепелищам храмов,
по воронкам, оставленным теми, кому черный Ворон кричал «nevermore»,
вороненой стали штыков, по кишащим червями трупам в ямах,
и флагштокам позвоночников, на которых колышет стяги лиц ветерок.

Вербо, ты пришла ко мне, и пчела заката опылила бутоны
твоих фиалковых глаз и гвоздичных губ, ты пришла ко мне вовремя,
ещё чуть-чуть и в бензиновой луже последнее солнце утонет,
ещё чуть-чуть и я напьюсь радугой из бензиновой лужи вместо KOBLEVO.

Вербо, ты пришла ко мне, и гора черепов у входа в бункер
превратилась в океан, полный шаров для боулинга, где каждый – Колфилд.
я уплыл бы с тобой на запад, но нужно убрать окурки,
компас исчез и звезды, и брызжет из рваной раны на стены вчерашний кофе…

Вербо, ты пришла ко мне, и пожрал себя урбан, словно уроборос.
мы стоим на развалинах мира, и, кажется, даже рассвет неуместен здесь.
я хотел бы его увидеть, держась за руки, но и сам я – отчасти город…
…умираю, ты держишь меня за руку и шепчешь: «nihil aeternum est».

вербо – с испанского «слово».
nihil aeternum est – с латинского «ничто не вечно».

Вопрос: "Всухую?"

Невежество рождает уверенность, нежели знания.
Гравитация – главный вопрос всего мироздания.
И силами всемирного тяготения
Меня плющит, как скрип пенопласта мозг неврастеника.

Этот текст я написал за полчаса, и похуй!
Зовите мне на помощь актрису Лорэн Кохэн –
Пусть она во мне уймёт противостояние
Бэтмана сдержанности и Супермена самолюбования.

Хотел забацать текст про Стива Хокинга и сингулярность,
Но эта идея не по силам ночному Слиману оказалась –
Пытался меня Ельник погрузить в эту тему старательно,
Но два литра энергетика похерили всё к чёртовой матери.

Этот текст – хуйня, и я проебу всухую,
Как Аргентине Ямайка, как Джон Руис Дэвиду Туе.
И Фантазируй с судьями синхронно охуеют –
Какую нынче Слиман выдал ахинею.

Йо! Ебашу на ходу как Рэмбо с двух калашей,
С любого расстояния я поражу мишень.
Меня здесь остановит лишь ограничение
В тысячу семьсот символов полнейшего огорчения,

или разочарования? Короче, смысл ясен.
Я как конькобежец Симидзу Хироясу –
На спринт-дистанциях дам каждому просраться,
Но лишь на четыре забега хватило реактивного ранца.

Вернемся к гравитации. Специальная теория относительности:
Чем больше масса тела, тем тёлка отвратительнее.
И чем ты ближе к ней, тем медленнее льётся время,
Опасайся горизонта событий – избегай дыры тяготения.

Кто бы мог подумать, кто бы мог представить,
Что вместо выверенных строк я ебану фристайл?
Word охуевает от волнистых красных линий,
Добавлю всё в словарь – я распиздяй отныне.

Пользуясь случаем, передаю привет Маариду.
Он научил, что нужно быть собой, а не делать вида,
И плотно забивать на чужое мнение,
Ебашить бодрую рэпчину, а не стихотворения.

Придурковатый Фреддо как Грома Боялся Зеркал.
ЗаКул наФантазировал, как Гусман Бубль надувал.
Кудеснику Давинчи Разрезал Горло в Прачке,
Лишь Слиман избежал этого словесного срача,

или сам его создал? Походу, размножение личности,
Владею я количеством стилей неограниченным –
Я как Билли Миллиган, а весь ваш баттл мним:
Вы все – мои виртуалы. Дисквалифицируй меня, Херувим.

Вопрос чести

Лишь солнце поднимается из вод,
Сырое, перепачканное в иле,
Я выхожу на постоялый двор,
Справляюсь: ничего не приносили.
И кротко папиросу подкурив
Решаю, что, должно быть, слишком рано.
До уха долетает попурри
Приевшихся похмельных перебранок;
Чадит из растворенного окна
Недавно заселившихся приезжих.
Докуриваю, возвращаюсь к нам
Домой. Все квартиранты встали, режут
Сухой батон и шпроты достают.
Один из них выуживает шкалик.
Иду к себе и приношу свою
Бутылку. Приближаюсь, хоть не звали.
Какой-то тип, хватаясь за живот
Хохочет и колотится на месте:
– Ну что, приятель, снова ничего?
– Увы, – цежу, – сегодня нет известий
И залпом твердо хлопаю стакан.
В квартире холод, ноги коченеют.
Вдруг чья-то напряженная рука
Нахальнейше берет меня за шею,
И кто-то говорит: – Ты к нам не вхож,
Ты одинок, и это всем известно.
Так для чего же вообще живешь?
К чему напрасно занимаешь место?
Признайся, ты уже давно в беде,
И жизнь твоя, приятель, на излете.
Ты только ждешь чего-то каждый день,
Но ничего, как видно не приходит…
Я в ярости толкаю подлеца,
Гремит посуда, раздаются вскрики,
– Да что ты знаешь?! – говорю в сердцах,
– Да я, быть может, потому стал диким,
Что окружен такими же, как ты,
Паршивцами, влезающими в душу!
Поэтому и к жизни я остыл,
Но если интересно, то послушай:
Не вам уж, сосункам, меня учить.
Я был в разводе, проживая с сыном.
Служил в полку, имел высокий чин.
Растил ребенка правильным мужчиной.
Но раз, от оскорбленья одурев,
И меры честолюбию не зная,
Мой сын решился вызвать на дуэль
Какого-то пустого негодяя.
Тот как-то раз, на пенном кутеже,
Случайным словом сына вскользь задел, и
Взбесился тот, и вот они уже,
Стреляются. Мой сын был в битвах смелым,
Нажал на спуск, попал, противник слег,
Властям об этом доложили скоро.
Был строг закон, за этим, как итог:
Его – в Сибирь, меня – с поста с позором.
Не знаю, жив ли ныне мой сынок,
Теперь и собственная смерть все ближе.
Но мне, признаться честно, все равно.
Полковнику давно никто не пишет.

Вопрос самоидентификации

Ты не икс ты не игрек,
Иди от противного
Представив, что противного на самом деле нет

Кто ты в вакууме?
Кто ты без контента,
Под которым возможно оставить коммент?

Каждый день происходит взросление,
И каждодневный восторг
Воспринимается как последний,
бесспорный,
но предметная область восторгов изменится
не раз и не два
и даже не сто
И ты смотришь уже в противоположную сторону -
Поди подытожь, чем твой взор продиктован был -

Просто признай
Тобой было все неправильно понято
Просто взгляни на свой монитор

Твой дом превратят в общественный клозет
Твой сын будет этот сортир убирать
Не взойдут семена, те, что в землю ты бросил -
На этом участке положат асфальт

Наносишь на себя татуировки-ярлыки-увечья
И будешь наносить их еще долго, бесконечно
Поймешь - самые важные вещи - это не вещи
И удивишься, что этим словам совсем не рукоплещут

Нерукотворных памятников где-то миллиард
И непонятно, в чем их ценность, если
Все эти скульпторы заботятся лишь о своих рублях
Зачем им делать чьи-то жизни интересней безвозмездно?

Но все это мелочи, частности
Совсем не о них здесь речь
Ты - это не то, что останется
Ты - это то, что смогут сберечь

Так что действуй,
не переусердствуя
В руки себя возьми
Ты - это ничто,
Но в то же время
Внутри тебя - весь мир

Тема "Вопрос членосос"

Я всегда работал до износа,
Довольно сносно, так что кровь из носа,
А ты твердила вечно, что бескостный,
И возгласы о том, что беден, - слишком прост,
Но я же на заводе лег костьми, там нету вовсе легкости,
Я ревновал, а ты твердила "Лех, остынь"....

Сказала, что любовь вулкан, но где же наша лава?
И что же по рукам пошла? похожа на шалаву...
Меня уволили, шалаш нам счастья не принес,
Когда пришел к тебе без роз - устроила допрос,
Который кончился вопросом "Лёх, ты членосос?"

Бедность не порок, и я ногой за порог.
C чувством, что всё запорол-ушёл в загул..(тихо, как уйдет ЗаКул)

Мы часто любим но слепы так,
И после отношений, словно после пыток,
Испытаны, из тела словно выжиты,
Подопытные, раненые, выжатые.

В расстройстве, зашел я к другу в гости,
К Косте, хороший парень, с Вин Дизелем на постере,
Он что-то постил в интернет, а я под ночь пришел, как Познер.

Коньяк "Бержерак" литр, "Кость, тебе как же я рад, -
Гниды - все тёлки, волосы последние из нас выдёргивают,
Как надоёли эти тёрки, сквозь тёрн мы к ним летим,
А они тупые полотёрки, за бабки лишь лежать матёрые"...
Мы пили-ели, курили, разбили даже колбу от кальяна,
Потом в иксбокс, и Мортал Комбат... слишком пьяные-
Настолько, что вы даже не представите... мы делали фаталити,
Какие-то настойки, потом я сделал его пенису сосалити...
на утро "ЧТО Я СДЕЛАЛ, БЛЯТЬ? ПОСТОЙ-КА!"

Был сильный шок, и стыд и срам,
Я словно парень, что ссыт на храм,
Полная деградация, и грань где брататься можно,
Была нарушена, когда из носа сперма полилась наружу.

Да, позвонил и полный гордости, я произнёс
"Ну, милая, теперь я точно членосос...
И прошлое всё наше сдуто, иди в пизду ты!"

И стало наплевать, на тех кто в лифчике с упругой,
В деревне я нашел супругу кроткую и чистую,
Которая кричит лишь "Щи стынут",
Мы вместе, как один сосуд, теперь не я, а мне сосут.

Какая же мораль? Ведь это может песня лебединая.
Люби хорошую, и посылай блядину,
Иди всегда вперед, доделай всё, за чтоб не взялся,
Не слишком страшно даже, если члена нализался.

вопрос раскольникову.

не хотел распинаться об этом.
но, увы, наша песенка спета.
вся поэтика -- горечь грошовой микстуры.
когда топор о чьё-то темя гулко стукнет,
возникнет истинный сюжет.
вас всех расставят по местам --
преступник / жертва.
подверженный восстанию герой / смиренный арестант.
(каземат, научи людей воле)
чья-то мысль оказалась крамольной,
трансформируя глупость в бунтарство.
пешеход переходит на красный
цвет волос.
и напрасная россыпь грядущих потомств
никогда не узрит очевидности вещи:
не каждый камень, вышедший из почек, -- философский,
но каждой палочке на нашей эстафете
суждено обернуться кишечной.
грядёт триумф картинной смерти
в пятне разодранных обносков /
в числе особенных набросков,
за откровенностью вопроса
на откуп страху, что царит в душе могильной
имею право или?
или.

Тема : Говно вопрос.

Пока ты искал смысл жизни -
она мимо прошла.
Четко цели свои обозначил, но ближе не стал и на шаг.
Ни гроша
твои планы не стоят, и жизнь - кошмар,
Если в мыслях твоих - каша, но при этом не варит башка.

"Кто виноват?" и "Что делать?" -
эти вопросы опять подниму,
Хоть они и давно превратились в нашей страны атрибут.
Рандеву
привычки с характером. Как обычно, несется с трибун:
"Виноваты мы сами,
только...
сделайте что-нибудь!"

Чтобы жизнь не была в говне -
Если ты на коне, не меняй на переправе коней.
Плюс избавиться от говно-вопросов -
немало вполне,
И, главное,
не искать ответ на вопросы, которых нет!

Твои враги на плаву, потому что куски дерьма.
Здесь можно на краю оказаться,
не признав,
что это финал.
"Быть или не быть?"
Вместо вечных вопросов - лучше выбрать девиз "быть и стать!".

Как ластиком времени
летопись прошлых событий стереть?
Разложить все по полкам в шкафах,
В каждом из которых скелет?
Будь смелей,
Вопрошая про жизнь на Марсе,
Задумайся: есть ли она на Земле?!

Чтобы жизнь не была в говне -
Если ты на коне, не меняй на переправе коней.
Плюс избавиться от говно-вопросов -
немало вполне,
И, главное,
не искать ответ на вопросы, которых нет!

Тема: Давний вопрос.


Земля горела гнилым поленом,
а мы онемели
мы на мели
в минусе
в мире
где в престарелости дней
очнуться процентщицей недобитой -
отнюдь не вымысел.

Пески зыбучие
вымыло,
змеи гремучие
вымерли,
когда-нибудь нам станет лучше
и не важно где именно.

Слушаю радио сарафанное,
верней, подслушиваю,
под одеялом лоскутным радуюсь
выплыв из мокрой среды
в четверг подсушенный.

Пялюсь под солнцем палящим
на тех
кто так и не понял,
что сон,
что по настоящему
в их личном дурдоме.

Вас таких
с перебитыми ребрами
несметные своры
и пока
вы волнистым молитв изливали лучи,
прозорливый сосед обучал плутоватого ворона
и у него
ахуительно получилось.

Теперь ворон
в прохладе неба кружит,
во все горло каркая
над нелепостью ваших ужимок.

Увлекаюсь паркуром
мозговых клеток прокуренных,
улыбаюсь,
хотела мило,
но скулы схалтурили,
а за окном бастуют
на предприятиях по набивке перин,
ни пуха у них, ни пера
лишь иглы, тряпки, да канистра бензина.

Умудрилась рассориться даже с кошками
и те скалясь в панике
когти рвут в прошлое,
крыс ловить по подвалам Титаника.

Королева семи луж
и бензоколонки заброшенной,
разучилась я по плохому,
не узнать мне как по хорошему.

Лужи когда-то
расплескиваясь морями,
синим пламенем
жгли лодки рыбацкие, да охрану береговую,
а колонкам случалось
подстерегать матерей курящих
огненной бурей.

Время всё покрывает пылью,
меня от чего-то инеем,
потому
и вся моя писанина
синяя-синяя,
словно небо перед сиянием полярным
над островом Стюарт,
где я потерялась в полях
и напоролась воспоминаниями
на острую юность.

Бессмысленно
ловить хоть кого-нибудь
над пропастями
во ржи,
все равно их выплюнут,
а перед тем перемелют
в лопастях
прошлого пережитки.
.
В этой песочнице
в моде ослепительно белый,
во дворе дети рисуют демона.
В море ночью
очередная звезда потухла,
спящие дети дергают разум Ктулху
за нитки.
Марионетки на час
от заката и до зари
со скидками.

Не отвыкать нам от труда тяжелого,
твоя голова светлая, моя с ветром,
оголтело лезу, рвусь на рожон,
насекомой глупостью мчусь на свет.

Ивы в тень листвой пали
ивам дар вечный - плакучесть.
Мы на дно,
мы давно в опале,
мы - не как надо, мы - как получится.

Вопрос путнику.

«А слышал ли ты?..» – спросил сына отец,
Ему поведал наш родный старик –
«..вереницы историй про сосенный лес,
Что разросся вдоль беглой воды?»

***

Там, у реки, ровный спуск прям к воде,
Чуть поодаль болото, камыш.
В них мужи удили мальков и язей,
И не встретится тут нувориш.

Засосал горизонт до остатка весь диск,
Что ярился, как в кузне металл.
Тьма пришла в поселение, собаки злой визг
Раздавался с чьего-то двора.

По тропинке, усыпанной хвоей сосны,
Путник шагом взбалмутил покой.
Любовался сиянием полярной звезды,
Как когда то из дома – в окно.

Справа, видит – река, там крутой яр,
Но разветвилась тропа, вот на спуск.
И у берега фигура с корзиной белья
Полощет в воде простыню.

Позабыл ориентир, и как вкопанный встал,
Чтоб получше узреть силуэт:
Неприкрытость волос, и изысканный стан
Под сорочкой, при полной луне.

Вдруг заметила дива присутствие глаз,
И, повернувши шею на чуть,
Из её пухлых губ раздался вопрос:
«Не поможешь отжать простыню?»

Как в оцепенение впал и на зов вмиг пошел,
Да и как барышне дать отказ?
Правда, сердце тревожно забилось «да что ж!»
И в Медведице бьет пульсом звезда.

Его руки хватаются за влажный край,
Капли венами сползли по кистям
И, момент, ткань скрутили, но время карать!
Сухожилия сползли по костям.

Больно. Испытал путник шок,
Вывих рук? Нет, раздроблены в хлам.
Что за сила? И кто ты? А может и что?
Взглянул в лик – перед ним пустота.

Жидкий волос украсил облазящий череп
И отсутствие яблок глазных,
А всё тело изрыто ходами для червя
Вены вздулись, как с ядом змеи.

Как исчезла краса, так исчезла та ночь -
По утру труп нашли рыбаки.
И конечно, молчали все, но знали на ощупь,
Кто так делает, и кто это такие.

Видишь – в сумерках баба стирает бельё,
Ты пройди, не откликнись на зов.
А то, мало ли, что – может быть и убьёт?
Злобны духи лесов и болот.

Не смотри лучше даже на реку из окон,
Пусть и скрытых тяжелой парчой.
Ведь пожалует в гости, даже до дома,
Та, что кличут Прачкой Ночной.

***

«А вот, наконец-то и мать тут вернулась»
- в дверь стук слыша, пробасил отец –
«Наших портянок была целая сумка!
Постирала, небось, всё в реке?»