Это как «Песня еврейского портного»,
Когда не ищешь нового. Не хочешь ничего другого.
Ты словно тот костёр, что прогорел дотла,
И ты печален, но печаль твоя – светла.
Всё чаще манят полумраком крипты храмов
Я занят очищением квартиры и души от хлама,
Ношу с собой воды, чтобы дать тем, кто хочет пить,
Я знаю, что богаче – те, кто просто не успел скопить.
Кого уже нигде ничем никак не держит,
Кто не печётся о еде и об одежде.
Бродяги, но уже без всяких там блатных мастей,
Я ключевой водою смою синеву с кистей.
Ушедших помяну свечою, а не стопарём
И вечером раскрою служебник с тропарём.
Дни мои – как трава, которую скосило.
Прими меня не как раба, прими, как сына.
Мы вечно молимся своим Богам,
И наши Боги всё прощают нам,
Чумазым пацанам, курившим на переменах
Наделавшим делов, но не стрелявшим в пленных.
Не грабившим старух и вдов.
Избавь мой слух теперь и от этих скверных слов.
Я не готов пройти мытарства,
Но всё равно шепчу: «Да прийдет твое Царствие».

Это как вросшая в асфальт бежевая «Волга»,
Брошенная прежними хозяевами, вся в осколках,
Что столько лет была предметом гордости и зависти,
Но этим летом им её уже не завести.
В конечном счетё всё конечно.
Вещи недолговечны, как и дела сердечные.
Я чувствую, как утечку газа где-то у плиты
Запах беды. Всюду вижу её следы.
Они отчётливо видны в пыли немытых комнат,
Или на снегу, когда в город приходит холод,
Там, где усталый врач, на стул повесив свой халат
Долго перебирал бумаги на поверхности стола.
И ты узнаешь адреса круглосуточных аптек,
Как от простых таблеток воскресает человек,
Как вечера больницы меняют родные лица,
И, может быть, и ты научишься молиться.
И ты поймешь, что заставляет пожилых
Искать ответа у мёртвых, как у живых,
Губами припадая к стёклам блёклых фотографий.
И сколько можно высохшей рукой перебирать награды.
Жизнь утекает через пальцы, как песок.
Мелкими деньгами и струится, как берёзовый сок
Переходя в цветение деревьев,
Над которым солнце светит, но уже не греет.