С.ДОРЕНКО: Мы возвращаемся к этому примеру. Я говорю: Байкалова строит колонию в качестве матери-основательницы, пишет закон для колонии, вот будет так. Вот у тебя спрашивают: Оля, а как будет? Ты: будет так. Или советуешься сначала, говоришь: я хочу референдум. А потом: да будет так, вслед за референдумом я объявляю… Ты строишь колонию. И есть плохие – мыши, тараканы, иностранцы, бактерии, вирусы, априори плохие. Ты же не можешь потом, наконец, просрав дело всей своей жизни, сказать: виноваты бактерии.

О.БАЙКАЛОВА: Может быть, я изначально начала неправильно строить колонию? Может быть, надо было начинать не с ограничительных каких-то мер, например, самоорганизация, пожалуйста, пусть общество какое-то время поживет в хаосе и покажет, что ему нужно. И вот из этого уже исходить.

С.ДОРЕНКО: Нет, не получается.

О.БАЙКАЛОВА: Может, нам не дали возможность как-то самоорганизоваться? Общество – это же живой организм.

С.ДОРЕНКО: Смотри, 90-е годы были таким периодом, очень недавно, я могу рассказать, когда обществу сказали, самоорганизуйся, делай, как хочешь. Общество сделало следующее. Оно стало организовывать огромные заборы, до пяти метров доходят заборы, даже выше есть заборы, например, в Калчуге. Общество начало строить заборы. Свобода означала ненависть ко всему, что за забором. Дальше. Мы выезжаем на плохие дороги. Мы, как общество, могли сказать: можно построить хорошие дороги, давайте налоги платить, еще что-то. Мы, как общество, ответили: нет, мы купим «крузаки» и «гелики». Мы купили «гелики» и «крузаки». Я лично ездил на сотом «крузаке», потому что дорогие были плохие, и мой ответ был – я куплю «крузак», а перед этим у меня был Pajero 4, неважно. То есть мой ответ всегда индивидуалистичен, я не хочу жить с обществом. Не хочу и не умею. Потому что я не умею, понимаешь. Дальше. Были очереди в начале самых 90-х на бензоколонках. У меня человек с оружием отнимал пистолет заправочный, а я с ним дрался. Ну, я думал, не будет же он стрелять прямо на заправке. Я с ним дрался и отобрал, и заправил свою поганую «восьмерку», когда они сидели в каком-то джипе, сейчас не помню. Я не хотел навести порядок в стране, я хотел по очереди получить бензин, построить как можно более высокий забор, вот моя была идея, и купить как можно более широкие колеса, огромные колеса, высокие колеса.

О.БАЙКАЛОВА: Вы сами отвечаете на свой вопрос.

С.ДОРЕНКО: Ну, конечно.

О.БАЙКАЛОВА: Почему у нас не получилось? Потому что каждый думает только о себе, мы не умеем думать коллективно.

С.ДОРЕНКО: Мы не умеем думать коллективно, мы не умеем быть вместе, мы не умеем коммуницировать.

О.БАЙКАЛОВА: А в Советском Союзе умели?

С.ДОРЕНКО: Нет, не умели.

О.БАЙКАЛОВА: То есть вообще никогда не умели?

С.ДОРЕНКО: Все было приказное. Руки мыть перед едой русским приказала советская власть. Делать прививки от туберкулеза русским приказала советская власть.

О.БАЙКАЛОВА: Может быть, тогда получается, у нас в голову изнасиловали этим коллективизмом?

С.ДОРЕНКО: Что значит «в голову изнасиловали», когда мы при малейшей возможности стремимся к несбыточному, а именно – к коллективизму, а именно в форме крепостного права и именно всегда против этого восстаем индивидуально. В этом кроется главный парадокс русской жизни. Русские при любой возможности, при любой предоставленной свободе стремятся сразу к двум вещам. Первая - ходить по головам друг у друга, как это было в 90-е, грабить друг друга и обирать друг друга и одновременно тосковать по крепостному праву, как идеальной конструкции общества. И поэтому мы и идем. Поэтому вся русская жизнь – есть синусоида от крепостного права к бесчинствам идиотов, которые ходят по головам друг у друга, потом опять крепостное право, потом опять бесчинства идиотов, которые ходят по головам друг у друга, и так далее. В этом и есть специфика русской жизни. Дай нам свободу – мы пойдем по головам друг у друга и будем втайне мечтать о крепостном праве.

О.БАЙКАЛОВА: Вот и парадокс.

С.ДОРЕНКО: Это парадокс. Нужен контрпарадокс, чтобы его излечить. К сожалению, уже не получится.

http://govoritmoskva.ru/interviews/481/

С.ДОРЕНКО: Подожди. Давайте вернемся к вопросу, а почему сам за себя. В 90-е годы людям сказали: все, вас никто теперь больше ни за что не гоняет, хотите самогон варить – варите, хотите киоск – пожалуйста, хотите из сумки торгуйте в Лужниках, нет вопросов. То есть делайте вообще почти все. Хотите на реализацию в соседний магазин, который был государственный, можете зайти, на реализацию что-то оставить, они продадут. Хотите, купите этот чертов магазин. Свобода. Что стало с этой свободой? Власть всюду взяли бандиты, в русских городах – всюду, в маленьких городах – всюду взяли бандиты, Подмосковье, везде бандиты, фактические бандиты, бандиты с автоматами сели. Их теснили силовики, но как-то они мирились с силовиками, сложная происходила притирка в конце 90-х. То есть власть взяли бандиты. Это и есть следствие свободы в России. Вот вам, товарищи, свобода. Мы хотим свободы бандитизма – первое следствие. И второе, я лично, как гражданин Российской Федерации, увидев, что асфальт плохой, купил Volkswagen LS100, «сотку», Toyota Land Cruiser. Это мой был ответ, что плохие дороги. Дорогие плохие? – сказал я. Шикарно, я куплю себе «сотку». То есть у меня не было ответа гражданского. Гражданский ответ был бы: а почему дорогие плохие, давайте соберемся, давайте, я поеду в Одинцовский район, еще куда-то (я тогда жил в Одинцовском, сейчас – нет). Поеду я в Одинцовский район, спрошу, а почему дорогие плохие? Скажите, пожалуйста, а можно ли собрать как-то всем миром? Давайте как-то всем миром через телевидение себе построим дороги и купим себе Fiat Uno. Нет.

О.БАЙКАЛОВА: Маленький такой.

С.ДОРЕНКО: Маленький, маленький. Или «гольфик» какой-нибудь маленький. Я сказал: нет, я куплю LS100 и пошли все в жопу. Вот был мой ответ конкретный, человеческий. Большой бандитизм, большой разбой, стреляют в подъездах. Мой ответ человеческий, гражданский был какой?

О.БАЙКАЛОВА: Я сам.

С.ДОРЕНКО: Я около лифта посадил охранника в кресло за маленький столик. Он спускался, проверял. Я поставил три камеры, камера в одном пространстве, в другом пространстве, потом датчики инфракрасные на движение на лестнице и еще камера на лестнице. Я поставил кругом камеры, нанял охранника и охранника-водителя, с пистолетами. И мой пистолетчик заходил в подъезд, говорил по рации с тем, который сидел у лифтов вот так «чисто, чисто, ведем», и меня проводили. Хотя я понимал, что снайпер мог бы меня снять. Это мой гражданский ответ. Я гражданин России. Стало плохо с преступностью. Нанял трех человек, каждый день, они же еще сменно работают, то есть у меня 12 было охранников, нанял 12 человек, посадил у лифта, посадил там, посадил тут, посадил везде. Плохие дорогие. Я купил сотку Land Cruiser. Какие еще были вопросы? Скажите мне вопрос какой-нибудь. Я вам отвечу, как я… Да, плохо было с одеждой. Я ездил одеваться в Нью-Йорк. Потому что американцы более-менее фактурные, такие крупные, их размеры подходят мне. Я ездил одеваться в Нью-Йорк, на Манхэттен. Специально выезжал раз в полгода и капитально затаривался одеждой. На все вопросы времени я лично, как гражданин, дал ответы. На все. Я детей определил в частную школу.

О.БАЙКАЛОВА: Хорошо, я тоже живу в 90-е. Почему я должна покупать себе Land Cruiser?

С.ДОРЕНКО: Потому что дороги плохие.

О.БАЙКАЛОВА: Это они развалили страну. Я буду сидеть и ждать, когда государство мне даст хорошие дороги.

С.ДОРЕНКО: Это ответ потребительский.

О.БАЙКАЛОВА: Почему? Я плачу налоги.

С.ДОРЕНКО: Вот я активный был гражданин? Я ни разу не ответил, как гражданин. Ни разу. На все вопросы времени я ответил, как тварь, как паразит, я, как сволочь, ответил.

О.БАЙКАЛОВА: Вы хоть раз сказали, что «государство мне обязано это дать»?

С.ДОРЕНКО: Ни разу я не спросил государство. Плевал я на государство. Нет, у меня нет потребительства. Я сказал «школы плохие», в 90-е, и отправил детей в частную школу. В частной школе мне сказали, я сейчас признаюсь в страшных вещах, «что-то тут класс попался такой, что тюменские нефтяники приехали, хамло, быдло приехало, богатое быдло». Я приехал к основателю школы и основал для своего ребенка отдельный класс. То есть у нее было свое помещение…

О.БАЙКАЛОВА: Без тюменского быдла, да?

С.ДОРЕНКО: Без тюменского быдла, без казахского, без всякого сибирского вот этого нефтяного быдла. Я организовал отдельный класс, у моего ребенка был отдельный класс, она приходила на занятия, и у нее учителя отмечались. То есть она была собственным классным руководителем и у нее в журнале отмечались учителя: такой-то учитель провел урок, провел урок. Урок был с одним учащимся. То есть я на все вызовы времени (вызовы времени были) ответил. Как я на них ответил? Как сволочь. Как сволочь! Ну, я не гражданин, получается, я плохой гражданин. Я плохой гражданин был в 90-е.

О.БАЙКАЛОВА: А как должен был вести себя хороший в таком случае?

С.ДОРЕНКО: Я должен был идти… Я виделся с президентом, значит, я должен был идти к президенту, говорить: давайте поможем школам, давайте поможем тюменскому быдлу, давайте проложим асфальт. Я должен был говорить всякие банальные глупости, идиотские. На меня бы все таращили глаза и говорили: Доренко, у тебя все хорошо?

О.БАЙКАЛОВА: Так, подождите. Вы не говорили или никто не говорил?

С.ДОРЕНКО: Ты фрик? Я не понял, чего ты танцуешь здесь перед президентом со словами про асфальт. Ну, купи нормальную машину и забудь про асфальт. Забудь. На раз, два, три и все, закончили эту тему. А? Ну, не проезжает сотка «крузер»? Купи вездеход канадский за 10 тысяч долларов.

О.БАЙКАЛОВА: Хорошо. В 90-е про дорогие забыли. А сейчас зачем вспомнили? Вот если забыли про них, может, и не вспоминать.

С.ДОРЕНКО: Я утверждаю, что русские, к сожалению, в 90-е годы, получив свободу, ответили не как граждане. Они ответили не как граждане. Они ответили: мы друг другу не доверяем, мы будем каждый за себя. Вот, что сказали русские люди.

О.БАЙКАЛОВА: Зато умеем собраться в экстремальной ситуации.

С.ДОРЕНКО: … Знаешь, не очень очевидно тоже. Не очень очевидно тоже. Как-то так умеем, но после заградотрядов.

С.ДОРЕНКО: Жизнь заставляла прыгать через скакалочку, говорит «вот прыгай через скакалочку, сколько прыгнешь», ну, я и прыгал все 10 лет. Нормально. Не могу поругать и не за что. Я знаю, что и ответ мой на любые вызовы жизни, общественные вызовы, мой конкретно личный ответ был сволочным, негражданским. Вот это я предлагаю обсудить. Личное дело товарища Доренко предлагаю обсудить. А вы типа были гражданские, молодцы, у вас был ответ гражданский. Здравствуйте.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Сергей. Денис, Серпухов. Я по поводу вашей негражданской позиции могу сказать только одно: в те времена, кто мог себе это позволить, тот и поступал точно так же. Потому что нам дали не то, чтобы свободу, нас просто распустили.

С.ДОРЕНКО: А что такое «свобода» и «распустили»? Можно рассказать вам историю? Я вам расскажу историю. У нас заплакал на уроке в Университете дружбы народов на семинаре угандец, из Уганды чувак был, учащийся. Когда рассказывали о 1861 годе, угандец один заплакал. Его спрашивают: что ты плачешь? Он говорит, что крепостное право обрушили в 1861 году (он простыми словами говорил), на него препод и все студенты говорят: да ты что, это же великое завоевание. Он говорит: нет, вы не представляете, как это было ужасно. Реально слеза катилась у него. Он говорит: это как будто детей выгнали из дома. Вот крепостное право когда отменили, он говорит, это будто детей выгнали из дома. Я думаю, угандец по своим впечатлениям думал о том же, когда колонии закончились в Африке - это будто детей выгнали из дома. И 90-е годы, вы неожиданно напомнили мне этот образ, 90-е годы, с вашей точки зрения, как будто детей выгнали из дома, да?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Не совсем детей выгнали из дома. Просто… Не то, чтобы из дома выгнали, им просто сказали: делайте, чего хотите, хотите – дома будьте, хотите – не будьте дома.

С.ДОРЕНКО: Ну, да.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Просто вы никому не нужны. А те, кто родители, будем считать, что дом – это семья, родители, а родители, которые это сказали, они просто: вы работайте, вы нам не мешайте, а мы будем свое дело делать, мы будем строить замки, мы будем экспроприировать что-то, приватизировать, вы главное не мешайте.

С.ДОРЕНКО: То есть эта свобода равна горю. Свобода в России равна горю, несчастью.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Я думаю, да, исторически так сложилось. Да и вообще мое мнение, любая свобода относительна. Если есть сильный кулак, который может нормально править, соблюдая какие-то интересы, но все равно невозможно быть для всех красивыми, невозможно создать идеальную страну с идеальными законами, чтобы все права были соблюдены и все желания людей были соблюдены.

С.ДОРЕНКО: Ну, как вам сказать? Не знаю. Какие-то приближения, наверное, есть.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Нет, я же говорю, что приближения, идеально нельзя создать. И вот в 90-е как раз создалась такая ситуация, когда не было этого руководителя, который мог бы что-то как-то поставить на поток.

С.ДОРЕНКО: Что значит, руководитель? Вы все время ищите отца. Причем тут руководитель? Почему мы сами не создали мгновенно комфортный для нас мир? Почему?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Русские, вообще так если посмотреть, мы народ инертный. Нас очень долго надо расшатывать для того, чтобы произошли какие-то конкретные движения.

С.ДОРЕНКО: Это не инертность. Когда Павлов проводил… Это уже многие не помнят, старики, наверное, помнят. Для меня это хороший пример из литературы. Когда Павлов проводил ревизию, 100-рублевые бумажки запретил, тогда самые крупные, поменял в ограниченном количестве, русские узнали об этом в 9 часов вечера из выпуска новостей из программы «Время», а уже в 9:15 стояла гигантская очередь у Московского почтамта на Тверской, где на ментовку поворот и здесь, стояла гигантская очередь людей, которые сами себе отправляли почтовые переводы. Потому что они знали, что завтра у них сторублевки не примут, а сегодня примут. А Почтамт еще работал, по-моему, до десяти. В 9 в программе «Время» сказали, что сторублевки гавкнулись, в 9:15 гигантские толпы русских отправляли себе переводы всюду, в том числе на Тверской. Мгновенно. Русские никак не раскачиваются. Русским нужно 15 минут на гениальное решение. Русские очень быстрый народ. Очень быстрый.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Быстрый немного не в том направлении.

С.ДОРЕНКО: В каком?

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Каждый для себя выхватить что-то. Ведь они, которые обменивали эти сотки, отправляли себе переводы, они это делали каждый для себя.

С.ДОРЕНКО: Конечно. Но скорость умопомрачительная. Иностранцы, с которыми я тогда говорил, говорили, что ни один народ в мире, вероятно, с такой скоростью бы не реагировал. Вероятно, ни один народ в мире не успел бы реагировать с такой бешеной скоростью, как русские. Русские подобно белки, подобно капле ртути, невероятно быстрый народ. Быстрый. Но каждый за себя, потому что мы не доверяем друг другу, вот в чем дело.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да. Но когда нужно массовое движение именно в определенном направлении, мы будем думать, а стоит ли это делать, а куда идти, а, может, не надо, может, я дома посижу.

С.ДОРЕНКО: А я точно не пойду. Потому что я знаю, что любая моя инициатива общественная будет обесценена первым же встреченным мною русским. Первый. Первому, которого я встречу, я скажу: надо залатать асфальт. Он скажет: Серег, пойдем шашлыка пожарим, прекрати болтать.

РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Да.

С.ДОРЕНКО: Любое мое высказывание общественное будет обесценено сразу, обесценено первым же встреченным мною гражданином моей страны.

О.БАЙКАЛОВА: Не понимаю, почему.

С.ДОРЕНКО: Я понимаю, почему. Потому что степень недоверия между нами абсолютно глобальная, колоссальная, страшная.
http://govoritmoskva.ru/interviews/481/

С.ДОРЕНКО: Депутаты до известной степени, несмотря на их комичность, олицетворяют некую касту. Они все-таки из иной касты. Депутатам положено выступать с инициативами, сущностно положено.

О.БАЙКАЛОВА: Получается, мы кастам доверяем, а себе подобным – нет?

С.ДОРЕНКО: Мы кастовое общество, конечно. Депутаты должны выдвигать инициативы, подобно тому, как собака должна лаять на велосипедистов. Она должна лаять на велосипедистов по природе вещей. Это не хорошо и не плохо, а это так. Поэтому депутаты, несмотря на их комичность, на гротескную комичность, они все-таки по природе вещей обязаны выдвигать инициативы. И мы это допускаем. Мы также понимаем, что если папа, конкретно папа Путин не скажет «да», то звон депутатов будет лаем собак на велосипедистов. Они полают на велосипедистов, на этом все кончится. Это причина в глубочайшем фундаментальном недоверии русских друг к другу.

О.БАЙКАЛОВА: По вашей логике получается, что на этом недоверии строится весь наш патриархат.

С.ДОРЕНКО: На этом недоверии строится отчаяние от сиротства, без сильного отца, и стремление к крепостничеству, как к ответственному отцовству. Ответственное отцовство в России есть крепостничество, а крепкий отец - есть патриарх. И на этом недоверии друг к другу мы, собственно, ничего другого не делаем, как ищем отца. Товарищи, все, больше философствовать не будем. Новостей до чертовой матери, будем по новостям.