-Цитата от Дима Троян

-Цитата от babangida

кстати. концепция рая в христианстве полностью дурацкия. там, как я понимаю чисто б-г восседает на троне, а праведники тусуются рядом в ногах и зырят на б-га охуевая с его величия. посмотрел на иегову и типа пиздец незмемное наслаждение, музыка небесных сфер, вштырило как с герыча нахуй и ангелы на трубах наяривают вальс бостон.

у викингов вальхалла моднее гораздо, где каждый день хуярятся на поле боя и рубят друг друга на куски, а потом срастаются из запчастей и идут в тронный зал с богами и валькириями бухать. а на следущий день снова в бой бошки рубить, и так до самого ёбаного рагнарёка

только чото христиане с такой концепции рая не угорели и тоже вальхаллу одним из кругов своего беспонтового ада объявили. поскольку всё хорошее из других религий христаиане объявляют дьявольским и беспонтовым. уебаны они бесполезные по сути

ну так повелось, с чего народ больше угорал, то и называлось раем(или другим каким модным словом). Вот у просвещенных эллинов в Элизиуме праведники "проводят блаженную жизнь, устраивая спортивные игры и музыкальные вечера". Ебучий санаторий получается или пансионат, например.
а основала бы свою религию современная кавказская молодежь, например, там бы праведники катались на приорах, ели шаурму, ебли блудниц и танцевали лезгинку
у каждого свое видение рая. Так вот в христианстве, кстати, на самом деле получается, что ты ходишь, будто ляпнулся хмурым, НЕПРЕСТАННО ощущая блаженство и радость, не зная болезней и печалей. Чем тебе не рай?
забыл, там еще есть нихуевые РЕКИ из молока, вина, меда и воды

да это всё понятно. тут угарно именнно, что христиане до того беспонтовые, что рай с модными языческими забавами им адом видится.
а если развивать тему, про культурные особенности и надуманность всех религий, тот тут, кстати, ада концепции наиболее показательны. например, у всех абсолютно северных народов в аду ХОЛОДНО, вихри, стужи, ветра ,вся перда. в то время как в религиях южных народов наоборот, в аду ЖАРКО. сероводород, лава и пламя

Самость получила, чего хотела и чего продолжает хотеть: быть своего рода абсолютом, быть независимой от Бога, само-утверждающейся против Бога. Ей дана эта независимость, эта абсолютная отрицательная свобода эгоизма. Она хотела быть одинокою, — и она стала одинокою; она хотела отъединения — и стала отъединенною. Отныне ни Бог, ни что иное, нежели сама она, не воздействует на нее. Она — «как Бог»; но так как у нее нет творчества (всякое творчество— в Боге и — только в Боге), то она рабствует себе в своем случайном содержании, одержима конечным.
Такова геенна, — единственная реальность в собственном сознании, и ничто— в сознании Бога

Ада нигде и нет, кроме как в призрачной, небытийственной, лишенной всякой объективности сфере замкнутости субъекта в самом себе, бессильного войти в вечность.
Ад есть по существу призрачная, фантасмагорическая, небытийственная сфера. Но он может быть величайшей психологической, субъективной реальностью для человека. Ад есть фантасмагория, кошмарное сновидение, которое не может быть вечным, но может переживаться человеком как бесконечное. Фантазмы, которые создаются в человеческих страстях, ввергают человека в ад.
В адском мучении человека мучит не Бог, а мучит сам себя человек, но мучит себя Богом, Божьей идеей. Божественный свет является источником мучений, как напоминание о том, к чему призван человек.
Цельность личности исчезает в аду вследствие погружения и замыкания личности в себе, эгоцентризма, злого одиночества, т. е. бессилия любить и достигнуть сверхсознательной цельности

«—«Я не верю в будущую жизнь», — сказал Раскольников. Свидригайлов сидел в задумчивости.
— А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, — сказал он вдруг.
«Это помешанный», — подумал Раскольников.
— Нам вот все представляется вечность, как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, этак вроде деревенской бани; закоптелая, а по всем углам пауки — и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
— Инеужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого, — с болезненным чувством вскрикнул Раскольников (раньше он ничего не хотел говорить с Свидригайловым).
— Справедливее? А почем знать, может быть это и есть справедливое, и,знаете, я бы так непременно нарочно сделал, — ответил Свидригайлов, неопределенно улыбаясь. Каким-то холодом охватило Раскольникова при этом безобразном ответе»