Он любил орхидеи. Впервые он увидел их в семь лет, когда ездил с отцом в Хошимин – крупный город на юге Вьетнама. Там, как и во всех больших портовых городах, было шумно, людно и пахло рыбой. Ночью же город вскрывал свои неоновые сосуды и из них били струи ярких красок. В это время воздух наполнялся терпким запахом дешёвого алкоголя. Именно с помощью него город, подобно медсестре, проводил дезинфекцию, убивая каждую ночь до нескольких десятков особо назойливых микробов-дебоширов. Но все эти образы были скомканы и выброшены после посещения знаменитого орхидеева парка. Мириады цветов, белых цветов с редкими вкраплениями красных, напоминали ему окровавленную больничную простынь, нет, халат врача, проводившего ампутацию…Нет, снова не то. Тогда, именно тогда всё это поле представлялось ему кремом, да, теперь он вспомнил, кремом с плавающими в нём вишенками. «Ах, как было бы замечательно ещё раз увидеть всю эту красоту! – подумал он, опустив веки. – Ещё хоть раз.»
Он любил жизнь. Не свою, как многие, нет – жизнь в целом. Многие начинают ценить её лишь оказавшись в инвалидном кресле или выжив в реанимации. Потом эти же спасённые божатся, что видели белый свет в конце туннеля (что, вероятно, было лишь прожектором операционной комнаты) и теперь, да-да, теперь-то они всё изменят в своей жизни. И ведь меняют! Меняют жён, любовниц, машины, работы, квартиры - что угодно, но не себя. И, уж поверьте, отнюдь не горят желанием ещё раз подвергать свою бесценную жизнь какому-либо риску. И, имея шанс спасти человека, на которого несётся фургон, они и не подумают воспользоваться им. А вот он воспользовался. И спас её. Девочку девяти лет, всего лишь на год младше его. «Да, я тогда подумал – спасу. А если что со мной случиться - расплачусь как-нибудь потом. – улыбка, нервная улыбка, которую часто можно наблюдать у душевнобольных, придавала его статичному лицу пугающий вид. – Ну что ж…Расплачиваюсь.»
Чуть-чуть повернув голову, он испытал адскую боль в позвоночнике. Спицы, которые за пять лет уже успели не то что прижиться, а врасти в его тело, не давали ему смотреть никуда, кроме потолка. Но он хотел, он мечтал ещё раз посмотреть на подоконник. Там, засохшая за год от избытка света (избыток, впрочем, понятие лишь относительное, ибо пыльное, покрытое сажей и копотью окно госпиталя упиралось в стену построенного недавно завода, за строительством которого он с интересом наблюдал) и практически полное отсутствие влаги (медсестра на всю больницу была одна – молодая девица, которая больше времени проводила со своими кавалерами в комнате отдыха, чем за уходом за больными и тем более их цветами) стояла в треснувшей вазе орхидея. Удивительно, что цветок не превратился в пыль и даже не потерял ни одного лепестка...Раньше она приходила почти каждый день, но уже год как от неё не было вести. Но он верил. Да, верил, ибо знал, что орхидея, согласно преданию, является цветком надежды...
Но какая, чёрт возьми, может быть надежда у человека, ноги которого остались там, на трассе? Какая надежда у того, кто живёт лишь благодаря искусственному сердцу и запутан в провода, как жертва паука в сети? «Орхидея помогает пережить невосполнимую потерю и справиться со скорбью, сынок. Здорово, правда? – слова отца, который ни разу не навестил сына в больнице. Слёзы потекли по щекам, стекая на металлический ободок, фиксировавший голову, уже давно проржавевший от бессонных ночей воспоминаний и размышлений о том, что могло бы быть. Сейчас же слёзы текли от непонимания. «Почему, почему мой символ надежды засох и опустел, но не сломался? Почему? Зачем? Зачем я живу уже столько лет, нет, не живу, существую, зачем? Тешить себя мыслями о том, что я смогу когда-то встать, да что там, хотя бы поднять голову – они пусты, пусты, как эта оболочка от цветка! Господи, господи... Я смогу, в этот раз я смогу! – перейдя с шёпота на крик, он протянул железку, которая отдалённо напоминала человеческую руку и которая являлась оной для него, к аппаратуре.
Глубокий вдох…
«Орхидея помогает справиться со скорбью.»
…занёс «руку»…
«Сынок, мы всегда будем вместе, всегда.»
…свист железа, рассекающего воздух…
«Мне жаль, но шансы на то, что ты встанешь, ничтожно малы. Но всё наладиться.»
...писк аппарата искусственного сердца, ознаменовавший конец искусственной жизни.

На следующее утро врач хмуро осмотрел медсестру.
- Как мог произойти такой сбой оборудования? И где ты, чёрт возьми, была тогда?
- Я, я, я не..не знаю. Я обнаружила его труп во время утреннего обхода и..и…
- Ну что там, говори!
- Орхидея… она…она осыпалась.
- И что, это, по-твоему, оправдание?
- Н..нет...
- Чёрт. И что я скажу этой, которую он спас тогда? Она как раз сегодня хотела прийти к нему. А, неважно. Выкрутимся.