посыпь бесчувственность бездействием своей свободы,
сломай картонность лжи, отягощая анамнез
боль выплескана, высказана, вырезана
как аппендикс у надгробий,
как обещание не исполнять своих обещаний...

[почему облака
не истекают лаком,
не истекает срок годности
у причин плакать?
И та река, деревянная,
в которой никого дважды
давно уже и не река,
а многоэтажный
океан]

это сознание, обращенное в цигун, которым болею
пенициллиновые поцелуи, чем болезненнее, тем ценнее
закрытость стен, ставших ареной тленности
и телевизионный плен,
в орнаменте шрамированных кистей
гаси мои пожары карамелью, лей цемент на почву
шли сердце бандеролью... мы вместе не придем на почту
не проще ли забыться, внутривенно-строчечно
бесчувственность как чувство, как искушение пророчеством
пока в душе - кипяченая вода сомнений...
и ветхость истин вспарывает алый провод к боли
смывая грязь и коррозию, с немытых слезами белков
этил, тарен, полиэтилен в крови, заживо похороненной
странна стиральная машина клапанов, что ее полощет
внутри тела, уставшего быть оболочкой…
в картинах век, нарисованных трупным ядом,
и мыслях, что с аппетитом - самих себя едят
дни вышиты на дне стакана, сгнившими взглядами
и в эту бездну летят, лепестками мятного чая
на диафрагме, как на полке, с пустыми местами рядом
единственная книга, и на вопросы она не отвечает…

держим мгновенья, на коротком поводке предчувствий
посыпав сахаром, полив слезами керосина
Дефрагментация жалкого страха
в статус чувств
в сопровождении жалости,
любовью аннонсированной...