Юбка, как колокол. Чёрная, как в траур. Лицо – бледнющее, будто рассказы посредственного писателя. Настолько отталкивающая внешне. Дряблая, постаревшая раньше своего срока. И, тем не менее, в ней чувствовалась энергия перпетуум-мобиле – видимо из-за того, что она постоянно куда-то бежала. Именно такой, спешно шагающей по летнему асфальту, я её увидел первый раз. Держа под руку, она увлекала за собой бледнющего парня с несколькими дюймовыми волосками на щеках и подбородке.


«Ох, горе» – вздохнула Галина Юрьевна. Вздох на самом деле не знаменовал никакого конкретного горя. Нельзя и сказать, что горе подразумевалось абстрактное, ну вроде голодающих во всём мире. Нельзя сказать, что горе вообще подразумевалось. Тогда зачем же она упомянула горе? Да ещё с такой интонацией, с какой непослушный ребёнок признаётся, что лазал в буфет. Думаю, она бы и сама не сумела это объяснить. Дело в том, что так всегда говорила её мать, крестьянка из Костромской губернии.

Когда Галина Юрьевна ещё была маленькой Галей, у неё был кролик, который однажды заболел. Кролик ничего не ел, а только прерывисто дышал и, щурясь, вглядывался, казалось, в собственный лик смерти. Галя – в слёзы. «Так ты его спасаешь?», - покачала головой мать Гали. Она взяла кролика - и в дом. Отнесла его к соседям, потом вернулась, долго его чем-то отпаивала. И вот, кролик здоров. «Всем нужна забота» - сказала тогда мать. Галя Юрьевна это запомнила.

Сыну Илюше исполнилось семнадцать. Илюша был слеп от рождения, к тому же немного заторможенный. Но любую суть он ухватывал - для этого ему надо было остаться одному и всё обдумать. Неразговорчивый и молчаливый все семнадцать лет жизни он просидел в двухкомнатной квартире. Илюша слушал пластинки Брамса на стареньком проигрывателе и постоянно лепил что-то из кусочка пластилина, который всё время держал в руке.

Образование он тоже получал дома. Всему, что сама знала, Галина Юрьевна научила его сама. И тут соседка по лестничной площадке, учительница старших классов, предложила поучить Илюше биологию. Сначала она несколько раз приносила с собой школьные учебники и читала их Илюше, а потом предложила Галине Ивановне, чтобы её сын походил на школьные уроки. Всё равно только слушает – слушать может и там.

Необычно было в школе. Столько новых незнакомых звуков. Всё это, время от времени, он отзвуками слышал издалека, а тут приблизился вплотную к источнику. Было немного страшновато – примерно также, как когда делаешь что-то в первый раз. Усугубляет то, что начинаешь советоваться с несведущими людьми, а они ещё больше напугают. Расскажут разных небылиц, а ты идёт на это «испытание» и голова твоя буквально набита чужими страхами. Зачастую пустыми. Это помнил Илюша, спепошаро двигаясь по коридорам под руку со своей мамой.

Но тут следовало опасаться.

Несколько уроков провёл он на последней парте в классе, слушая свою новую учительницу. Илюшу очень стесняло то, что в это время в коридоре Галина Юрьевна терпеливо его ждала. Хотелось быть ближе к сверстникам. Но возможность отсутствовала. Это изводило его и постепенно сублимировало в злость к родному человеку.

Галина Юрьевна говорила с учительницей – хотела прекратить занятия в школе. Учительница предложила приводить Илюшу на последний по времени урок, а провожать, мол, будет сама. Галина Юрьевна согласилась.

Всё бы ничего, но на последний урок приходил заниматься класс коррекции. Класс был, мягко говоря, хулиганистый. Ученики его начали задирать Илюшу в перемену до начала урока, когда учительница отошла и не могла уследить. Отняли его кусочек пластилина, которым стали кидаться. Весь красный, наощупь, Илюша покинул класс…


Его потом нашли в одном из закоулков школьных коридоров. Многое передумал он там, когда успокоился.

Как только его отвели домой – обнял маму крепко-крепко и заплакал. Она прижала его к себе и прошептала: «Всё-всё, успокойся, всем нужна забота, даже если она кажется чрезмерной».


Несколько раз я видел их идущими под руку, словно молодая чета. Потом, бледную больше обычного, видел её одну – как всегда куда-то суетливо торопилась.
Забота нужна всем: и тем, кто заботится и тем, кому она адресована. Чтобы жить. Не хочется думать о плохом.