Вот, я приехал, доделал и сдаю. судите, но не строго)))
специальное обращение к моему тёзке: то, что так много местоимений, это так нормально. просто при таком стиле изложения по другому сморелось бы хуже. поэтому пожалуйста не ругайся за много я\он\она)))




Мышцы, суставы, сухожилия – всё натянуто, сжато, готово. Она слышит только скрежет, жужжание, шелест. Выстрел! Пуля уходит покорять облака, а она срывается вдоль белой полоски вперёд. Зачем оставаться на месте, если можешь двигаться дальше? Раз, раз, раз. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Дорожка получает удар за ударом десятка ног, но её ноги начинают побой. Быстрее, ещё быстрее. За спиной уже не слышно судорожного дыхания – она победила, кто её догонит? «Никто» - выдыхает толпа вместе с рвущейся лентой. Всё, пора тормозить.

***

Сказать, что я пребывал в шоке – зря сотрясти воздух. Эта девушка пробежала 500 метров за мгновение, она порвала финишную ленту ещё до того, как остальные 4 участницы прошли половину дистанции. Я был поражен, удивлён. Вся трибуна не могла выдавить даже овации… «Вау», «Не может быть» - всё, что слышалось вокруг меня. Новый мировой рекорд – это поняли все, даже те, кто первый раз пришёл на бег, это понял бы даже тот, кто вообще первый раз увидел бегущего человека…

Ей удивительно шли капли душевой воды, не успевшие ещё впитаться в её медную кожу, и полотенце, лежащие на шее, ни короткой и ни длинной, ни широкой и ни тонкой… Человек, смотрящий на такую шею, сразу понимал, что именно такой она и должна быть. Так было со всем её телом – всё было будто прилажено; конечности, торс, грудь – всё было, как бы идеальными деталями, подогнанными под неё, сделанными и выпиленными с одной задумкой – стать частью идеала.

- Журналист?

- Да.

- Хм-м, - какая-то неизлечимая мука выразилась на её лице, как будто эти две буквы заставляли её обнять смрадный труп.

- Да нет, я не по работе.

- И что тогда?

- Тогда я хотел бы поговорить.

На её лице вдруг проскользнула, казалось, совсем не уместная для неё эмоция, она как будто эмигрировала к ней из моих глаз на трибуне.

- Почему бы и нет… - она удивлялась сама себе и своим словам.

Мы пошли в ресторан через пару улиц от стадиона и болтали, наверное, обо всём том, о чем её спрашивали мои коллеги сотни раз до меня, но я искренне надеялся, что наш разговор был другой…. Мы пробеседовали где-то два часа, а потом начали говорить. Мы говорили обо всём, что вертелось на наших языках, на любую тему, которую толкало наше любопытство. Мы говорили просто о жизни, о людях, проходивших к своим столикам мимо нас, и в каждом из них она могла найти что-то, какую-то мелочь, ключ, а скорее скважину, через которую чётко и без стеснения выглядывала душа человека.

- Видишь? – спросила Она.

- Да, но зачем смотреть? Всё равно, все, что видно - это тщедушные грязные душонки…

- Посмотрите на него, какой придирчивый, - усмехнулась она, а между строк ясно читалось «Ты себя-то видел?»

- Эм… Никогда не думал, что бывают такие умные и проницательные спортсменки! – попытался я, натянуто с издёвкой заклеить щель в разговоре.

- А я никогда не думала, что бывают хоть немного честные журналисты.

***

Мы встречались с ней в этом ресторане, или в любом другом, или у меня, или у неё дома, и говорили. Обо всём: о спорте, религиях, душе, политике, смерти, жизни. Она не стала мне лучшим другом, я вообще не мог назвать её другом, но стала лучшим собеседником, а так как она была ещё и красивейшей девушкой из тех, кого я встречал (как бы банально это не звучало), то я невольно стал замечать за собой мысли о том, что был бы не прочь назвать её своей девушкой. Но ей- то, видимо и всего того, что было между нами, было много. Через пару месяцев я дал ей ключи от своей квартиры, и она часто приходила ко мне просто так, поговорить. Мы вообще сделали друг для друга уже всё, чтобы ничего не мешало нашему общению, и она воспринимала это вполне нормально, ей было это не в тягость. А я всё больше думал, как хорошо бы мне было не просто общаться с ней…. Уверен, что она-то таких мыслей не разделяла.

Изредка в череду моих мыслей вклинивались предательские, пытающиеся подлить ложку пафосного дёгтя нотки, напоминающие мне о том, что Моя Бегунья (так я, сам не заметив когда, стал её называть) никогда ничего не ела, когда мы с ней встречались, я не видел этого ни разу. Только иногда она пила воду или свежевыжатый сок. Она никогда не задерживалась со мной просто погулять или глупо помолчать…. Когда заканчивался диалог, она сразу же уходила на свои тренировки, график там был свободный, и ничего не сдерживало её. И я не мог её сдержать. Всё это было не страшно и, если подумать, даже не странно, но как-то подло отдаляло её от тех вещей, о которых она говорила.

- Знаешь, в чем твоя главная проблема? – спросила она, как обычно, без приветствия, войдя в мою квартиру и застав меня за завтраком.

- Я слишком много пью кофе?

- Нет. Ты навешал слишком много замков.

- Я тебя не понимаю…

- Куда тебе.

-…у меня ведь всего один замок.

- Господи, да я не о двери! Это проблема вообще всех людей.

- Какая? Понять, что ты говоришь? – пытался иронизировать я.

- Вот! Ты даже сейчас прячешься! За своими глупыми шуточками! Вы выставляете перед собой столько стен, что даже сами не можете через них пройти! – она всегда говорила о людях в третьем лице. – Вы скрываете свои эмоции, не понимая, что так вы лишаете себя половины жизни!

- Люди прячут свои чувства, потому что боятся быть незащищёнными.

- Перед кем? Если все сидят в крепостях, то кто будет гулять по равнинам и их захватывать?

- Всегда есть кто- нибудь, кто сможет надавить на чувства, которые ты не спрятал.

- Это потому, что человек не может без взаимодействия с эмоциями, а свои он прячет.

- Но каждый сам решает: жить ему с открытыми чувствами или нет.

- Ты не прав. Просто иногда человек не хочет справляться с теми препятствиями, которые ему ставит жизнь, а отвечает на них своими.

- Просто нам трудно быть открытыми, это нас пугает… – я начинаю видеть параллели с собой.

- Вы скрываете собственные эмоции, не понимая, что они, ваше самое большое богатство! Эмоции - это ваша душа и прятать её где-то глубоко в себе значит искривлять и убивать её! Вы просто не понимаете, чем владеете!
На это мне нечего ответить. Она тяжело выдыхает и я, кажется, вижу пар, который она выпускает.

- Меня пригласили на олимпиаду, - говорит она то, что видимо и было причиной её визита, до того, как она начала думать о душе, замках и стенах.

- Это же отлично!

Отлично, что мы сменили тему. Она права, я не хочу показывать свои эмоции, особенно при ней.- Он будет проходить у нас, и я бы хотела, что бы ты пошёл на все контроли со мной, мне будет не так скучно.

- Хорошо, нет проблем.

- Ну, тогда я пошла. Пока.

***

И снова напряжение. Оно висит в воздухе, столбами поднимаясь от каждого находящегося в комнате. Медики находятся за ширмой, слышен звон их пробирок, их вдохи и выдохи. Скоро мы всё узнаем. Хотя наверно глупо волноваться, я ей верю, она точно не могла принимать никаких стероидов или допинг-веществ. Но её невероятные результаты говорят гораздо ярче всех предубеждений – жюри и представители других спортсменов настояли на более тщательном тесте ещё до соревнований. Коллеги уже окрестили это скандалом, а я испытывал глупое волнение. Волнение, наверное, передавалось мне от неё – она, всегда спокойная и непоколебимая сейчас, казалось, дрожала. Вот, наконец, выходит председатель комиссии…

- Мы не обнаружили в вашей крови никаких признаков запрещённых веществ, однако мы уже во второй раз заметили странные примеси в ваших мышечных тканях. Примеси, содержащие нефтяную основу. И это кажется нам особенно странным, учитывая, что анализы и диагностики внутренней полости не дают никаких результатов. Однако если отстранятся от допинг-тестов, то мы обязаны обратить внимание на следующие заключение: подозрение на шумы в лёгких. Мы уже посоветовались со спорт комитетом и приняли решение о необходимости исследовательской операции. Современная медицина позволила обезопасить подобный процесс и Вам ничего не угрожает. Соревнования по Вашим дисциплинам уже перенесены на конец олимпиады, и Вы успеете реабилитироваться. В противном случае мы вынуждены будем объявить Вас негодной для участия.

Было, чуть ли не видно, что каждое слово, выпавшее изо рта этого человека, было так же просто вложено туда командами других спортсменов. Вскрытие живьём. Отличный приговор! Она соглашается с той неизлечимой мукой, что я впервые увидел на стадионе. В её глазах не безвыходность, а смирение. Она прощается со мной и уходит туда…. В белый свет операционного прожектора.

- Вы её муж?

- Нет.

- Член семьи?

- Нет, я просто её друг.

- Тогда вам стоит на это посмотреть.

Я захожу в свет под шум медицинских приборов. Вокруг меня только белизна, как будто нет ничего, кроме операционного стола, где лежит она. А на ещё одном лежит её торс и грудь, точнее их верхняя часть. Их просто сняли как крышку! Не видно ни разрезов, ни какого либо шва, просто часть её тела снята. И на том месте, где должны быть лёгкие и сердце я вижу что-то железное, ещё движущиеся. Это похоже на мотор моей машины. Небольшой мотор внутри Моей Бегуньи! А на месте костей стальные стержни….Что за бред?! Какого фига?! Что за идиотский сон?! Этого не может быть! Не может быть! Не может! Нет! Этого нет!

- Ну всё, отключайте её, - слышится голос из света. Я выбегаю из комнаты, задеваю рукой косяк, похоже, рассёкаю локоть. Я убегаю под щелчок инструмента и тишину приборов.

Этого не может быть! Она жива. Она человек…
Я уже дома. Уже дома сижу и молча, сотрясаюсь от смятения и ужаса перед тем, что давит на меня – правда. Правда о том, что я видел. О том, кем она была. Не человеком. Но как это возможно? Я начинаю наддать в своём отрицании. Я вспоминаю её глаза, кожу, руки. Наши диалоги, её голос, речи. Вспоминаю, как она говорила о людях.
Как это может быть правдой? Как?

- Просто…

Она стоит передо мной, на том самом месте где она всегда стояла когда мы говорили. Она вошла как всегда, но что-то изменилось, лопнуло в её взгляде. Лопнуло, как могло лопнуть только в ней. Она изменилась индивидуально, как могла измениться только она, внешне оставшись неизменной и живой. А меня сотрясает уже не ужас. Смесь неописуемых эмоций, в которые переросли ужас и смятение, смешивается с моим отрицанием и животным страхом.

- Тебя нет! Ты мертва! Ты не можешь придти!

- … даже машина может быть душой.