Не раз на холостом я ложе Румянец чувствовал ланит— Рукой медлительной рубашку Не торопясь я поднимал, Трепал атласистую ляжку И шевелюру разбирал, Колебля тихо покрывало, Внимал я воздух пиздяной, Елда же между тем вставала^ Кивая важно головой.
А груди? Чудная картина У девушки в шестнадцать лет, Сосочки!.. Что твоя малина! Отбрось перо скорей, поэт! Восторг, восторг невыразимый! О, не волнуй меня, мечта! Не то я, страстию палимый, Дойду до ярости скота. Добившись случая такого, Чтоб только их в руках держать, Нельзя тогда не задрожать, Не млеть... и более ни слова.
Но что же я пизду оставил? Давно пора вернуться к ней. О, если б я ее прославил Превыше хуя и мудей! Безумие существ разумных И их источник жизни ты, Пизда!.. не надо зрелищ шумных, Твоей довольно наготы! Лишь только б злобная судьбина Продлила время нам ебать, Вставал чтоб долго елдачина... А впрочем, что тут 'горевать?-—^
Когда любовная охота Притупится или пройдет, Не призывай на помощь чорта, На это глух он — не придет. Конечно, невстаниха — бедство, Но есть отличнейшее средство

А. В. Дружинин ПАРГОЛОВСКИЕ ИДИЛЛИИ

Насрал я в тени сикоморы, Подтерся лопушником я И слышал кругом разговоры, Что я и подлец, и свинья. Прошел тут какой-то ядрило, Меня он свирепо ругнул. Но сам, поскользнувшися, рыло В мое изверженье воткнул. Казалось, и самые птицы Бежали картины сея, Лишь робко младые девицы Глядели на кончик хуя. А с розой шиповник шептался, Зефиры порхали кругом. И к небу, виясь, поднимался Лопушник, покрытый говном.

1850



А. В. Дружинин ПОСЛАНИЕ КНЯГИНЕ БУТЕР

Мы, плебеи, пришли издалека

Поглядеть на владенья твои. Нет в кармане у нас ни бойока1,

Но здоровы и толсты хуи. Покажи нам дворец твой блестящий,

Где так много чернил и статуй. Мы ж за то тебе —вечно стоящий

Обнаружим ядреный наш хуй.

Ты стара и богата не в меру,

Мы же в бедности гнусной живем. Наеблась ты Полье и Бутеру,

А теперь мы тебя заебем.

1 Мелкая неаполитанская монета. (Примеч. авт.)

Ты издавал стихи в Карлсруэ,

Мы—их в России издаем. Мы шевелить старались вместе Ты—мозг спинной, мы—головной;

Читает нас жених невесте, Тебя же муж перед женой Читать, наверно, побоится И только, может быть, хмельной Иным стихом проговорится. За что ж накладывать на нас Ты любишь цензорскую лапу? За то ль, что новый наш Парнас Не служит более Приапу? Иль, наконец, твоя вражда В различьи наших свойств таится? Так мать-блудница иногда На дочь невинную косится.

На смерть М. Н. Лонгинова он откликнулся следующим четверости¬шием;

Стяжав барковский ореол, Поборник лжи и мрака, В литературе раком шел И умер сам от рака.

Словам внимай, Еть до земли я запрещаю,

В том клятву дай, Что на нее даже и взгляда

Не кинешь ты, Осуществишь за то в награду

Свои мечты. Сольешься с нею в грешном мире,

Здесь не дерзай. И путь обратный свой на лире

Пой и играй.— Но не пришлось сдержать Орфею

Свои слова, Рассудка страсть была сильнее

И божества. Презрев завет, на Евридику

Он кинул взгляд, И вмиг она с ужасным криком

Умчалась в ад. Орфей с досады, то понятно,

Словца загнул И всех родителей тут внятно

Он помянул. И дал обет, прокляв Плутона,

Баб не иметь И в жопу стал против закона

Мальчишек еть. И стал отцем педерастии

Певец Орфей, Те семена дошли благие

До наших дней. И вот теперь по всей вселенной

И там и тут, То знает всякий несомненно,

В жопу ебут.

377





И так кончаю я балладу

И слова жду, Что вы мне скажете в награду:

«Ступай в пизду!» Тени твоей на утешенье,

О, сквернослов, Я посвящаю сочиненье,

Иван Барков. Играя пусть в загробном мире

Среди теней, Вновь воспоет тебя на лире

И мой Орфей.

1898 Сочинено на званом обеде у Бахрушина