. . .
Человек как есть внутри мистера великолепность. (с)
.
Горизонт прожевал ещё тёплое солнце.
Голодная ночь поджигала дома.
Золотистый туман
Облизал наши бледные окна бессонницей.
Город зафыркал и съёжился –
Выставил острые шпили прогнивших высоток
Из бледной, потресканной кожицы.
Только колючие люди
занозами молча торчали из окон.
Всем одиноко.
Действительно больно когда минуты
Внутри на секунды рассыпались.
Шквалистый ветер усердно царапал лицо,
Всё пытаясь забраться внутрь
В уютный мирок для бляде́й и лжецов –
В мир обмана,
Иллюзий, разбитых надежд.
Добро пожаловать в душу – входи обутый,
Но снимай одежду.
. . .
Холодный и резкий ветер
Пронёсся по тёмным проулкам артерий.
Едва надорвав портьеры,
Простывшим, трепещущим шелестом книжек
Влетел в неопрятную комнатку черепа –
Нет помещений
более грязных и столь прогнивших.
Я просто устал.
Да я просто не знаю откуда мне черпать
Те силы для искренней радости.
Просто устал.
Я не знаю чего я вчера́ достиг
И кому я нужен –
Вот только обидно другое.
Обидно, что все́ эти годы всё глубже
под кожу вонзалась
мечта что уснула в уюте ночного вокзала
разбитых иллюзий, представь –
Я себя постоянно иллюзией тешил.
Я просто устал и разрушил
весь город – больницы, церквушки и те же
Вокзалы –
Они оказались
Обманом внутри.
Тишину надорвал замогильный крик.
. . .
Саморазрушение –
Это и есть та последняя стадия чувства любви.
Узнаёшь, что внутри́ тебя
Сердце
что самый быть может кровавый рубин
На земле, и теперь
ты нуждаешься только в зрителях.
Пусть говорят, что пройдёт.
Говорят, что такое всегда проходит
Когда открываешь глаза.
Враньё –
Зачастую бывает что поздно смотреть назад.
Понимаешь, что стало поздно
Когда с языка сорвалось «вдвоём»
Даже самая жуткая ночь же
Темнее всего перед самым рассветом,
Но завтра
зажжётся ещё один день,
А внутри навсегда остаётся тяжелой ношей
Одна любовь,
что всю жизнь взрослела.
Обидно, что я не хотел
Взрослеть –
Я всё тот же ребёнок, влюблённый по́ уши
Только живущий прошлым,
Что в кровь расцарапал глаза в темноте.
В темноте начинаешь ценить и видеть
Пусть самые мелкие,
Самые тусклые, блеклые лучики света.
А я же порезал
уставшую душу на нити
И бросил остатки кружиться с ветром.
Всего лишь
хотел научиться ценить, и что же?
Я самый
бракованный, тусклый и самый ничтожный –
Искусственный свет фонаря.
Но и он в темноте обнимает, ласкает фасад
Напротив.
Пускай говорят, что всё дело в свободе.
Я напрочь закрыл глаза.
.
