Киношка вышла короназомби

Пасаны

пару дней назад чувствовал время от времени боль в груди(мб лёгкие), головокружение дикое, слабость, озноб. но температуры не было... пару дней поворотило и прошло (это не похмел и не отхода))...щас в норме. хз что это было.

-Цитата от Marcus NSK

Письмо из Нью-Йорка вам, посоны

Показать скрытый текст

https://batenka.ru/protection/letter-from-new-york/

В штате Нью-Йорк больше заболевших коронавирусом, чем в любой стране мира, — уже более 190 тысяч человек. В Нью-Йорке каждый день роют свежие братские могилы, закрыты все предприятия, дети не ходят в школы, в Центральном парке развернули палаточный госпиталь, церковные службы проводят в интернете. Безработица и нищета растут взрывными темпами, продукты невозможно купить, в переполненные больницы принимают только тяжёлых пациентов, а местные пытаются осознать, что вирус убил людей в два раза больше, чем теракт 11 сентября, и это не конец. Нью-йоркский связной самиздата Светлана Сачкова рассказывает, как главный город Америки пытается не сойти с ума.

— Привет! Как дела? — издалека кричит Шемуэл, завидев меня, — и остаётся на месте. Шемуэл работает уборщиком в нашем многоквартирном доме. Судя по всему, он совершенно одинок, поэтому непрерывно трудится: даже если вернуться домой в два часа ночи, можно увидеть, как он метёт тротуар или моет полы. Так что наш дом в очень небогатом районе идеально чист: ни плевка, ни бумажки. Шемуэл крайне дружелюбен и всегда бросается навстречу, чтобы поболтать. Правда, с некоторых пор я стала его избегать, так как он взялся меня обнимать, целовать куда-нибудь в лоб или в ухо и называть «бейби», а сказать о том, что мне это не нравится, я боялась: вдруг обижу? Скорее всего, он ничего плохого в виду не имел, но мне-то всё равно было некомфортно. И вот, когда пришла пандемия, я вздохнула с облегчением: теперь Шемуэл сам держит дистанцию. Только он уже не такой весёлый, как раньше.

Первый человек, заражённый коронавирусом, прилетел в США из Уханя 15 января и приземлился в штате Вашингтон — там и произошла первая вспышка заболевания. Первый подтверждённый случай в Нью-Йорке был зарегистрирован 1 марта у женщины, прибывшей из Ирана. За очень короткое время Нью-Йорк превратился в эпицентр пандемии, и это закономерно: этот город — крупнейший всемирный хаб, куда едут люди со всех концов света. Тут уже более 100 тысяч заболевших и почти семь тысяч смертей.

Но ещё до того, как это случилось, опустел Чайна-таун. Обычно там всегда была толчея: туристы покупали поддельные брендовые сумки и часы, а местные захаживали поесть лапши и вонтонов в дешёвых забегаловках, купить свежей рыбы, а также сходить на иглоукалывание или массаж. Затем по всему городу обезлюдели маникюрные салоны, которые традиционно держат азиаты; проходя мимо, можно было увидеть зал, где без дела с грустными лицами сидели мастера. Азиаты первыми из жителей города начали надевать маски, но это порой служило триггером для агрессивно настроенных граждан: одну женщину побили на станции метро Grand Street, а мужчину в Квинсе ударили по голове на автобусной остановке, несмотря на то, что он был с ребёнком.

Но вообще-то всё начиналось как везде: большинство людей не верили в то, что коронавирус — это серьёзно. В начале марта на редких прохожих в масках косились, хотя ньюйоркцы гордятся своей способностью ничему не удивляться: по улице можно пройтись в сколь угодно экстравагантном виде или голым, а никто и бровью не поведёт. Затем, как везде, случилась паника: с полок магазинов в считанные часы смели спирт, маски, туалетную бумагу и макароны. А уже 12 марта, меньше чем через две недели после первого зарегистрированного случая, начался шатдаун: Бродвейские театры, филармония и Метрополитен-опера объявили, что закрываются на месяц. Пять дней спустя закрылись школы, кинотеатры и спортзалы. Ресторанам и барам оставили только возможность готовить еду навынос. Чтобы они не разорились, Управление по спиртным напиткам штата Нью-Йорк пошло на беспрецедентные меры, разрешив этим бизнесам также продавать навынос алкоголь.

Манхэттен превратился в госпиталь, город опустел

В Центральном парке развёрнут полевой госпиталь: он возведён на деньги гуманитарной христианской организации Samaritan’s Purse и состоит из четырнадцати палаток, в которых помещается 68 коек и десять аппаратов ИВЛ. 28 марта к парку подъехали грузовики с оборудованием, а уже 1 апреля госпиталь при участии волонтёров был построен и принял первых пациентов. Конгресс-центр Джавица в Мидтауне, где обычно проводят комик-кон и автосалон, превращён в больницу с тысячами коек. Военный корабль-госпиталь на тысячу мест с подходящим именем Comfort пришвартован у пирса 90, недалеко от знаменитого авианосца Intrepid. Он огромен и невероятно красив — ярко-белый, с алыми крестами; когда он шёл по Гудзону, приближаясь к месту назначения, на берегу собирались толпы, чтобы заснять его и выложить фото в соцсети. Со всей Америки в Нью-Йорк съехались ухаживать за больными врачи и медсёстры. Тем не менее рук не хватает. 3 апреля всем жителям города пришло оповещение на телефон: всех, кто имеет хоть какой-нибудь медицинский опыт, призывали на помощь. Скорые по улицам проносятся так же часто, как после падения башен-близнецов, — так говорят те, кто живёт в Нью-Йорке давно.

То, что происходит сейчас, часто сравнивают с 11 сентября 2001-го: теракт стал для города колоссальной травмой, которая до сих пор не забыта. В начале апреля в заголовках статей появилась фраза: «Количество смертей от COVID-19 превысило число погибших 11 сентября». Но, возможно, даже большее впечатление на ньюйоркцев произвело не это. Их город, который столько раз до основания разрушали в блокбастерах, вдруг стал совершенно безлюдным в реальности. Фотографии абсолютно пустых, как в постапокалиптическом ужастике, Таймс-сквер, Гринвич-Виллидж и Уолл-стрит заполнили интернет. Раньше мегаполис бурлил круглые сутки и этим заработал официальное прозвище — «Город, который никогда не спит». Ещё совсем недавно здесь каждый испытывал ощущение, что находится в самой гуще событий: для этого стоило только выйти на улицу и увидеть, как все куда-то бегут. Для ньюйоркцев это всегда было частью их идентичности. И вот на этом месте — зияющая дыра.

Писатель Артур Нерсесян, автор культового романа «The Fuck-Up», родился и вырос в Нью-Йорке, как и его отец. «Я чего только не повидал, — говорит Артур. — Бунты, забастовки транспортных рабочих, ураганы. В июле 1977 года произошли знаменитые беспорядки, когда в городе несколько дней не было электричества: мой отец умер, потому что страдал боковым амиотрофическим склерозом и дышал через аппарат ИВЛ, который работал от электросети. Это было очень непростое время, но в каком-то смысле сейчас хуже, потому что тогда всё быстро закончилось, а когда закончится карантин, мы не знаем». Артур говорит, что происходящее напоминает ему многочисленные фильмы о нашествиях зомби на Манхэттен. Только сейчас зомби не очень-то его пугают: в отличие от вируса, их хотя бы видно невооружённым глазом. «В июле у меня выходит роман, действие которого происходит в Нью-Йорке в 1980 году, и среди прочих событий я описываю эпидемию, которую выдумал. Я уже предвижу, как меня будут упрекать в том, что я подсуетился и решил быстренько нажиться на коронавирусе. Но я понятия не имел о том, что эпидемия может случиться в наше время, что это в принципе возможно!»

Каково переболеть коронавирусом в Нью-Йорке

О том, каково это — переболеть коронавирусом и побывать в больнице, я знаю из первых рук. У меня есть друг, музыкант Дмитрий Мироненко, который к моменту нашего разговора успел полностью выздороветь. Ему 34 года. Дима рассказывает: «Я заболел 11 марта, когда всё ещё только начиналось. Накануне я, как и большинство людей, занимался своими делами, не думая о том, что мне что-то угрожает: потренировался в спортзале на групповом занятии, сходил в бассейн и сауну. На следующее утро у меня была температура 39». Он говорит, что сбивал её таблетками, но она снова поднималась — и так много дней подряд. Тогда он стал советоваться с друзьями, которые рекомендовали ему народные способы борьбы с лихорадкой, и в один из вечеров начал делать компрессы из уксуса, так как был готов уже на что угодно. «Наутро у меня были ожоги на лбу. Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха. После всех этих манипуляций температура у меня подскочила до 40,3, и мне стало так плохо, что я испугался. В одиннадцать вечера 21 марта я сел в такси и поехал в больницу „Линкольн“ в Бронксе. Как я себе это представлял? Думал, что уже через пять минут буду лежать в удобной кровати на мягких простынях».

На самом деле после заполнения бумаг его направили в комнату под названием Emergency Room. По словам Димы, она похожа на зал ожидания: огромное помещение, посреди которого стоит что-то вроде кассы — там находятся врачи и медсёстры. Пациентов кладут на неудобные каталки, и они лежат, ожидая госпитализации. «Я провёл в этом помещении 26 часов, — рассказывает он. — Ходил в общий туалет, где страшная антисанитария; меня кормили холодной больничной едой, которая в двести раз хуже самолётной. Зато взяли анализы, сделали рентген — врач подкатился ко мне прямо с аппаратом». Но даже после того как у Димы нашли двустороннюю пневмонию, его пытались отправить домой, утверждая, что это не коронавирус. Он совершенно не в обиде на докторов: прекрасно понимает, как трудно им работать. В ER, кроме пациентов, которым действительно требуется медицинская помощь, приходят люди с психическими отклонениями или без определённого места жительства — чтобы погреться или поесть, и выгнать их нельзя. «Домой меня всё-таки не отправили. Наверное, потому, что из-за обезвоженности у меня сильно упало давление. Мне поставили несколько капельниц с физраствором, а в час ночи следующего дня перевезли, наконец, в палату. Наутро я почувствовал себя лучше, и днём меня выписали, дав антибиотики и указание пить больше воды. Ещё дней десять я лечился дома и приходил в себя. Думаю, что сейчас меня и на порог больницы не пустили бы. Таких, как я, „здоровеньких“, больше не принимают, берут только тех, кто задыхается. Тем не менее у меня есть ощущение, что врачи меня спасли».

Но люди продолжают отдыхать в парках

Я уже месяц сижу дома, лишь изредка выхожу за продуктами или на прогулку. Прогулки на воздухе у нас пока не запретили, и, поговорив с Димой (разумеется, по телефону), я направляюсь в парк по соседству. Уже почти лето: цветут деревья, тюльпаны и нарциссы, и в парке полно народу. Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет. Громко щебечут птицы — ярко-красные кардиналы, голубые сойки и скворцы; скачут белки — серые, рыжие и чёрные. Большинство из них довольно упитанные, потому что вокруг много дубов, земля усыпана желудями, к тому же белок ещё и подкармливают. Девушка с яркой коробкой в руках отламывает кусок торта с глазурью и бросает рыжей белке. Та застывает в недоумении, а девушка хохочет и обращается к подруге: «Она такая на меня смотрит: «Чё ты мне даёшь, вообще?!“»

Под роскошной розовой сакурой стоит целая толпа и снимает её на телефоны, не соблюдая дистанцию. Большая группа из взрослых и детей разных возрастов (вряд ли все они живут вместе) фотографируется на лужайке со щенком золотистого ретривера. Он как раз размером с девочку, которая лежит на траве с ним в обнимку. Вокруг множество собак и собаководов: ньюйоркцы обожают своих питомцев. Моя знакомая как-то сказала, что они любят их больше, чем многие — своих детей.

Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет

При этом собачьи площадки закрыты, спортивные тоже. Штраф за несоблюдение правил социального дистанцирования 7 апреля подняли до тысячи долларов. Несмотря на настойчивые призывы властей не встречаться с теми, кто не живёт с вами в одной квартире, и соблюдать двухметровую дистанцию, многие ньюйоркцы продолжают жить как прежде. «Сейчас не время играть во фрисби с друзьями в парке, — возмущается губернатор штата Эндрю Куомо. — Если вы заразитесь, или заразите кого-то ещё, или поедете в больницу, вы усложните жизнь многих незнакомых вам людей. И, честно говоря, у вас нет права обременять других вашей безответственностью». Всего за пару недель Куомо успел стать настоящим героем благодаря своим ежедневным пресс-брифингам, посвящённым борьбе с вирусом. На фоне Трампа, который продолжает раздавать абсурдные медицинские советы, Куомо показал себя умным и неравнодушным человеком. Теперь ньюйоркцы хотят, чтобы он баллотировался в президенты. Нью-Йорк — либеральный штат, который традиционно голосует за демократов. Здесь уважают права человека и потому не запрещают покидать границы города или штата, надеясь на то, что каждый сам сделает правильный выбор. Куомо даже пригрозил судом губернатору Коннектикута, когда тот заявил, что машины с нью-йоркскими номерами будут останавливать, чтобы допросить водителя и пассажиров.

Продукты немыслимо сложно купить

В районе, где я живу, очень большой процент заражённых COVID-19 — это я вижу на специальной карте, где выделены участки с разными почтовыми индексами. На ней же видно, что 61,6% населения здесь — non-white, небелые. Та же корреляция прослеживается и в других районах: чем больше процент небелого населения, тем больше заражённых. Разумеется, это замечаю не только я, и в Сети уже давно появились расистские предположения о том, что кое-какие группы с кое-каким цветом кожи не очень-то знакомы с правилами гигиены. Но затем журналистам пришло в голову посмотреть статистику занятости, и выяснилось, что у большей части жителей этих районов просто нет возможности сидеть дома: они работают курьерами, продавцами и грузчиками.

В моём районе много доминиканцев и пуэрториканцев. В обычной жизни они очень общительны: знают всех соседей, в любое время года и дня болтают и слушают музыку на улице, которая для них — как задний двор в собственном доме. Точками притяжения в таких районах, как наш, становятся бодеги и дели. Оба эти названия на нью-йоркском сленге означают примерно одно и то же — «магазинчик на углу», хотя жители города могут до хрипоты спорить о том, чем они отличаются. Бодега или дели по соседству — главное место силы, которое осваивает переезжающий в новый район. Продавец или хозяин быстро начинает узнавать тебя в лицо и запоминает, что ты любишь в сэндвиче побольше маринованных огурцов, искренне интересуется здоровьем твоих родных и делится сплетнями. В бодеге на первом этаже моего дома ещё до недавнего времени ежевечерне включали латиноамериканские песни; посетители сидели часами, пили пиво и подпевали в голос. По утрам меня будил запах жареного мяса со специями, так как с пяти утра там начинали готовить. Уже к полудню выстраивалась очередь за тушёной козлятиной и пюре из плантанов. И вот всего этого нет: бодега ещё открыта, но почти нет посетителей, и еду перестали готовить. Скорее всего, многие из подобных семейных бизнесов не сумеют пережить пандемию.

Дольше всех делал вид, что никакой пандемии нет, сигарный магазин рядом с бодегой. Раньше там, плотно упаковавшись в крошечное помещение, днём и ночью сидели мужчины, пыхали сигарами, громко разговаривали, слушали музыку и смотрели футбол. Даже в первую неделю апреля мужчины с сигарами тем же составом продолжали сидеть среди клубов дыма. Но магазин всё же пришлось закрыть, и сигарные фанаты переместились к лавкам на тротуаре. У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок. Однако и оттуда их два дня спустя вежливо прогнала полиция, обратившись к ним через рупор на испанском языке. Сальсы, которая раньше доносилась ко мне в квартиру через окно, больше не слышно.

Тем временем добыча пропитания превратилась в нетривиальную задачу. Заказать продукты на дом у меня лично не вышло ни разу, хотя некоторым из моих знакомых это на первых порах удавалось. Сайты самых крупных сервисов доставки вроде FreshDirect или Instacart регулярно обрушиваются; если они работают, товары в виртуальную корзину сложить можно, но выбрать время доставки уже не получится. В соцсетях люди жалуются, что не спят ночами в надежде найти свободный тайм-слот, но безуспешно. А тем счастливчикам, которым удаётся сделать заказ, часто привозят лишь треть от него, так как продукты заканчиваются.

Поэтому я иду в ближайший супермаркет и встаю в длинную очередь снаружи. В магазин теперь запускают по пять-десять человек; в очереди стоят, соблюдая дистанцию в два метра. Наконец, после часового ожидания захожу и я и, честно говоря, даже радуюсь тому, как просторно внутри: больше не нужно лавировать сквозь толпу. В овощной секции я замечаю двух мужчин, пожилого и помоложе, которые толкутся у салатов и что-то эмоционально обсуждают. Подхожу ближе и вижу, что они по фейстайму разговаривают с женщиной и через камеру показывают ей имеющиеся в наличии виды салатов. Видимо, у них не получается найти то, что нужно, и все трое расстраиваются. В конце концов мужчина постарше обращается ко мне:

— Вы не знаете, что из этого — кресс-салат?

Уже после супермаркета я подхожу к уличному лотку с овощами и фруктами, на котором часто можно найти то, чего нет в магазине. Раньше их было много по всему городу, но теперь они остались только в жилых районах, где ещё есть хоть какой-то пешеходный трафик. Грустный зеленщик говорит мне:

— Вот ежевику берите, отдаю две упаковки за четыре доллара.
Затем, философски:
— Кто знает, сколько это будет стоить завтра? И вообще — буду ли тут завтра я сам…

Над коробкой с папайей он прилепил нарисованную от руки табличку: «Папайя — лучшее средство от коронавируса». Подходит высокий седовласый джентльмен, читает табличку и начинает кричать:

— Так нельзя! Вы обманываете людей, которые будут думать, что они защищены от вируса, раз съели папайю!

16 000 000 безработных и свечная лавка

Я умею готовить, но того же нельзя сказать о большинстве ньюйоркцев. Они знамениты тем, что питаются в основном готовой едой. В принципе, в городе, где представлены все кухни мира, огромное количество очень вкусной дешёвой еды, доступной 24 часа в сутки, легко прожить, не умея даже пожарить яйцо. Многие, засев в карантине, заказывают доставку из ресторанов, лавочек и фастфудных забегаловок. Хотя в прессе и соцсетях вовсю обсуждают, во-первых, насколько это безопасно (что, если повар чихнул вам в бургер?), а во-вторых, насколько этично. Ведь курьеры рискуют своей жизнью, разъезжая по городу и встречаясь с множеством людей. В итоге намечается консенсус: доставка должна быть бесконтактной, то есть курьер кладёт пакет под дверь и уходит, а на чай нужно оставлять как можно больше.

Чаевые всегда были животрепещущей местной темой. В ресторанах — в ту эпоху, когда в них ещё ходили, — было принято давать на чай не меньше двадцати процентов от счёта. Приезжих это часто шокировало, и приходилось объяснять, что официантам в Нью-Йорке не платят зарплату, у них нет страховки, и работают они только за чаевые. Оставить на чай меньше, чем принято, — поступок, гнуснее которого трудно что-то представить, и ньюйоркцы шеймят тех, кто так делает. Знаменитый ресторатор Дэнни Майер упразднил чаевые в своей империи и гордится этим, так как хорошо платит всем сотрудникам без исключения. Одним из первых, ещё 13 марта, он объявил, что закрывает все девятнадцать ресторанов, чтобы не подвергать опасности персонал и покупателей, — когда узнал, что один из высокопоставленных клиентов, пообедавших в его ресторане The Modern, заболел коронавирусом. Компания Майера собирается ещё какое-то время платить зарплату сотрудникам, а также покроет медицинские издержки тем из них, у кого нет страховки. Но большинство закрывающихся нью-йоркских ресторанов не имеют возможности последовать его примеру и потому просто увольняют персонал.

60 процентов людей, потерявших работу в марте, — как раз из ресторанного сектора. Работать официантами чаще всего устраиваются те, кто приезжает в Нью-Йорк без денег и пытается как-то закрепиться, а также люди, у которых нет постоянного заработка, — актёры, танцоры, художники. Несмотря на то, что после 17 марта многие рестораны переориентировались на приготовление еды навынос, им пришлось сократить количество сотрудников до трёх-четырёх человек. Но даже они сейчас работают без прибыли, и эксперты вроде шефа Тома Коликио предполагают, что, когда пандемия окончится, 40–50 процентов ресторанов уже не смогут открыться.

У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок

За последние три недели за пособием по безработице в США обратились больше 16 миллионов человек. Эти цифры учитывают только тех, кому удалось это сделать, ведь ситуация с подачей заявлений такая же, как с сервисами по доставке продуктов. Люди часами дозваниваются на горячую линию, дозвонившись, часами ожидают ответа оператора, а затем их частенько сбрасывают. Сайты постоянно обваливаются, не справляясь с потоком посетителей. А ведь в Нью-Йорке огромное количество нелегальных иммигрантов, которые работают за наличные и в принципе не могут обратиться за поддержкой к государству. Но для тех, кто работал официально и потерял работу в текущий кризис, федеральное правительство установило щедрую надбавку — 600 долларов в неделю в течение трёх месяцев. Это надбавка к основному пособию, которое в штате Нью-Йорк может достигать 504 долларов в неделю.

Моя подруга, писатель и журналист Таня Замировская, до пандемии работала в парфюмерном бутике в Сохо, где торгуют свечами за 200 долларов и селективными ароматами. «Начиная с первых сообщений о страшном вирусе в Китае мы с коллегой начали шарахаться от китайских туристов, которых были, разумеется, толпы, — рассказывает она. — Они кашляли, сопливились и сморкались. Я ещё в феврале озаботилась тем, чтобы закупить для магазина санитайзеры, обеззараживающие салфетки, маски и перчатки. Коллега считал меня параноиком и посмеивался, но, возможно, благодаря этим моим усилиям мы с ним проработали добрую половину марта». Таня рассказывает, что ещё 13 марта её бутик работал на полную мощность, 14-го начальство решило сократить ей и её коллеге часы, а уже 16-го оказалось, что все магазины на их улице закрылись, и было решено закрыться тоже. Таню отправили в бессрочный отпуск: «Я по-прежнему официально трудоустроена, за мной даже сохранилась страховка (тьфу-тьфу-тьфу), но я не получаю зарплату — такие дела. С другой стороны, не надо забывать, что многим сейчас ещё хуже. Посмотрите на статистику: белые умирают в Нью-Йорке в два раза реже, чем чёрные и латины! Это связано не с расой, а с бедностью и доступностью определённых благ».

Рост домашнего насилия, нищеты и слухов

Доктор Аарон Миллер подтверждает: наиболее уязвимые группы людей в такие трудные времена, как сейчас, становятся ещё более уязвимыми. Он работает помощником вице-президента в штаб-квартире самой большой государственной больничной системы в США, куда входят одиннадцать госпиталей и семьдесят амбулаторных клиник. Именно он и его коллеги организовали горячую линию, на которую звонят ньюйоркцы со всеми вопросами по коронавирусу. Вместе с другими 800 докторами и медсёстрами доктор Миллер посменно отвечает на звонки, но основной его профиль — работа с подвергшимися насилию детьми. «К сожалению, за последний месяц резко возросло количество случаев домашнего насилия, — говорит он. — Это происходит во время любого катаклизма, как, например, в финансовый кризис 2008 года. Чем больше безработица, тем больше бьют детей. Причём зависимость такая: на каждый процент повышения количества безработных приходится целых пять процентов новых случаев жестокости по отношению к детям».

Финансовый стресс для многих оказывается невыносимым. Подавляющее большинство ньюйоркцев живут в съёмных квартирах, и мало у кого имеются деньги, чтобы оплатить хотя бы аренду за месяц. В городе набирает силу движение Rent Strike, призывающее не платить квартирным хозяевам. Выселения за неуплату на время карантина запрещены, а суды закрыты, поэтому чисто теоретически арендодатель ничего не сумеет сделать. Бруклинский домовладелец Марио Салерно, которому принадлежит 18 многоквартирных домов, простил всем своим съёмщикам квартплату за апрель — и, став героем, появился на страницах The New York Times. Из-за дороговизны жилья многие ньюйоркцы снимают лишь комнату и живут с руммейтами, благодаря чему возникают чисто нью-йоркские коллизии. В соцсетях и мессенджерах люди жалуются на соседей по квартире, которые не верят в коронавирус, водят к себе гостей и подвергают опасности не только себя, но и всех, кто живёт с ними в одном помещении. Другие же раньше практически не встречались с руммейтами из-за разницы в рабочих графиках, а теперь, когда все сидят дома, вдруг обнаружили, что им категорически не нравятся соседи, потому что те слушают отстойную музыку и вообще ведут себя как идиоты — этому посвящено множество тредов на Reddit.

Разумеется, местные жители подвержены в том числе и иррациональным страхам. Я слышала уже несколько городских легенд о том, будто больной повар специально кашлял на еду, чтобы заразить как можно больше клиентов, а также о работнике почты, который с той же целью плевал на посылки. Этот феномен фольклористы называют «нарративом о намеренном инфицировании»: появление подобных мифов во времена эпидемий упоминается в документах ещё с XVII века, и в США они были особенно распространены в эпоху СПИДа, в 80–90-х годах. В действительности тактику «плюнуть и заразить» используют не больные, а вовсе даже здоровые — выясняю я, заглянув в гугл. Скажем, житель Бруклина Барух Фелдхайм во время ареста за подпольную торговлю медицинскими масками кашлял на агентов ФБР, утверждая, что у него коронавирус. А федеральных агентов к нему прислали, потому что медицинскому персоналу в Нью-Йорке не хватает средств защиты, в связи с чем Эндрю Куомо и мэр города Билл Де Блазио призывают обычных людей не покупать маски, а шить из подручных средств.

Никто не знает, что нужно делать

Знаменитый поэт Бахыт Кенжеев живёт в Нью-Йорке одиннадцать лет. В связи с возрастом — ему 69 — он входит в группу риска и потому старается совсем не выходить из дома. «Я уже почти на ушах от скуки, — говорит он. — Ничего не пишу, потому что не пишется. Знаете это изречение — „когда говорят пушки, музы молчат“? Но абсолютного пессимизма я не испытываю, так как надеюсь, что когда-нибудь это всё закончится. Ведь в Китае же победили вирус». Бахыт удивляется тому, что в фейсбуке многие призывают не разводить панику: мол, ничего страшного не происходит. Как будто тысячи умерших — это не страшно. Мы обсуждаем тот факт, что до некоторых реальность происходящего доходит только в тот момент, когда ужасное случается с ними или с их близкими: «В 37-м году многие тоже очень хорошо и весело жили: ходили в кино, покупали колбасу». Потом Бахыт рассказывает, что слышал байку, которая повышает ему настроение, — о том, что старая прививка от туберкулёза, которую делали всем детям в СССР, защищает от коронавируса. Но это оказывается не совсем байкой: The New York Times на днях опубликовала статью, где говорится, что БЦЖ и правда каким-то образом влияет на иммунную систему так, что позволяет ей бороться с множеством инфекций.

Таня Замировская говорит, что ей тоже не очень-то пишется. «Раньше я переживала, что из-за дневной занятости у меня мало времени для работы над романом. Зато теперь у меня появилась куча времени, но оказалось, что в ситуации травмы заниматься творчеством очень трудно. Я прокрастинирую: вывешиваю котиков в инстаграм (я нашла на обочине в Бушвике бумажный фотоальбом с котиками), слушаю пластинки и звоню друзьям. Но за это время я стала лучшего мнения о людях. Все ужасно хорошие, все друг другу помогают и стараются быть сочувствующими и заботливыми. Мне кажется, это хорошее человечество, и оно в целом выживет. Наше нью-йоркское человечество мне ужасно жалко, у меня за город просто сердце разрывается, как за близкого друга».

Я ужинаю дома. Ровно в семь на улице раздаются аплодисменты, свист и улюлюканье — это по всему городу аплодируют врачам, спасающим жизни. Я тоже хлопаю, хотя меня наверняка никто не слышит. Днём мы говорили с моим другом, писателем Александром Стесиным, который работает онкологом-радиотерапевтом в одной из крупнейших больниц Нью-Йорка. Саша рассказал, что большую часть их госпиталя переоборудовали под приём больных коронавирусом и, помимо них, лечат только нуждающихся в срочной медицинской помощи. Разумеется, рак — это тоже вопрос жизни и смерти, и Саша принимает своих пациентов, облачившись в защитное обмундирование и стараясь ни к чему не прикасаться. «Мне это немного напоминает мой опыт работы в Африке, — говорит он. — Когда приходилось следить, чтобы ни капли сырой воды не попало в рот. Закрывать его, принимая душ, пить только кипяченую воду из чистой посуды и так далее». С теми пациентами, которых можно консультировать удалённо, Саша общается через Microsoft Teams. «Огромную часть времени я сейчас провожу на совещаниях. Возникает много сложных вопросов, которые приходится решать сообща. Например, часто у раковых больных подавленный иммунитет. Что с ними делать? Лечить их и, следовательно, подвергать риску заразиться коронавирусом, когда они приходят в больницу?» Кроме того, указания из Центра по контролю и профилактике заболеваний США меняются, по его словам, по десять раз на дню: «То нужно носить маски, то не нужно. То нельзя их использовать больше одного раза, то можно. Я пользуюсь пластиковым щитом для лица, который кто-то распечатал на 3D-принтере и прислал нам. Сейчас мы довольно сильно зависим от таких частных пожертвований».

Вечером у меня встреча с друзьями по скайпу. На время карантина все переехали в скайп или зум: устраивают там вечеринки с караоке, семейные обеды, даже играют в шарады большими компаниями. Многие говорят, что стали гораздо чаще, чем раньше, общаться с друзьями и родственниками. Мы выпиваем, чокаясь через экран. Катя Остин работала дизайнером на съёмках сериала «Succession», а её бойфренд Стив Браун — в арт-департаменте проекта Raising Kanan. В середине марта их тоже отправили в неоплачиваемый отпуск: все продакшены в Нью-Йорке заморожены на неопределённое время. Ходят слухи, что съёмки, возможно, возобновятся в июле. В киноиндустрии, говорят Катя и Стив, дистанцироваться невозможно, все очень тесно взаимодействуют друг с другом, поэтому на работу их вызовут, скорее всего, когда опасность точно минует.

Тем временем становится ясно, что карантинные меры дают результат. Смертей по-прежнему много, и властям Нью-Йорка из-за нехватки места в моргах пришлось устроить массовое захоронение на острове Харт, недалеко от Бронкса. Однако количество новых госпитализаций сократилось, и доктор Аарон Миллер говорит, что он и его коллеги испытывают «сдержанный оптимизм». На днях Университет Вашингтона опубликовал новую компьютерную модель развития пандемии в США, включив в неё последние данные. Согласно ей, пик заболеваемости в Нью-Йорке придётся на 16 апреля, а общее число жертв окажется значительно меньше, чем предсказывали раньше.

На следующий день я совершаю вылазку в парк поздним вечером, чтобы не создавать толпу; кроме редких собаководов с питомцами, там никого нет. На берегу заводи копошится нутрия и громко что-то грызёт. Также я встречаю двух енотов, один из которых тащит из помойки пакет с едой. На земле у бейсбольной площадки вижу импровизированный мемориал: фотографии двух мальчишек в окружении цветов и свечей. 13 марта, когда власти уже просили людей не собираться группами, пятеро подростков веселились на берегу Гудзона. Двое из них решили искупаться, проигнорировав знаки, предупреждающие о сильном течении и опасных водоворотах. Ловлю себя на мысли, что в какой-то степени могу их понять: река совсем не выглядит опасной — всё то ужасное, что она таит, скрыто от человеческих глаз. Как и вирус, которого многие не боятся, потому что не могут его увидеть. Тела двух пропавших подростков не найдены до сих пор; под их снимками на листке написано маркером: «Пожалуйста, вернитесь! Мы ждём и верим». Подходя к подъезду, я вижу Шемуэла, который метёт улицу. Он приподнимает руку в знак приветствия.

Напрашивается вывод, что в штатах заигрались в демократию. Права человека превыше всего. И когда человека просят пересидеть некоторое время дома, то каждого второго охватывает возмущение, по какому праву. По крайне мере мне кажется, что такое явление имело место быть.

-Цитата от Гость из Краснодара

говорят, что эта поебень может выйти на пик в рф через месяца два

Пик вроде как должен быть в середине мая, через недели 2, потом пойти должен спад.

Ну посмотрим как еще с пасхой поступят дети по своему падику то полюб пройдутся за яйцами

-Цитата от Форвард

-Цитата от Marcus NSK

Письмо из Нью-Йорка вам, посоны

Показать скрытый текст

https://batenka.ru/protection/letter-from-new-york/

В штате Нью-Йорк больше заболевших коронавирусом, чем в любой стране мира, — уже более 190 тысяч человек. В Нью-Йорке каждый день роют свежие братские могилы, закрыты все предприятия, дети не ходят в школы, в Центральном парке развернули палаточный госпиталь, церковные службы проводят в интернете. Безработица и нищета растут взрывными темпами, продукты невозможно купить, в переполненные больницы принимают только тяжёлых пациентов, а местные пытаются осознать, что вирус убил людей в два раза больше, чем теракт 11 сентября, и это не конец. Нью-йоркский связной самиздата Светлана Сачкова рассказывает, как главный город Америки пытается не сойти с ума.

— Привет! Как дела? — издалека кричит Шемуэл, завидев меня, — и остаётся на месте. Шемуэл работает уборщиком в нашем многоквартирном доме. Судя по всему, он совершенно одинок, поэтому непрерывно трудится: даже если вернуться домой в два часа ночи, можно увидеть, как он метёт тротуар или моет полы. Так что наш дом в очень небогатом районе идеально чист: ни плевка, ни бумажки. Шемуэл крайне дружелюбен и всегда бросается навстречу, чтобы поболтать. Правда, с некоторых пор я стала его избегать, так как он взялся меня обнимать, целовать куда-нибудь в лоб или в ухо и называть «бейби», а сказать о том, что мне это не нравится, я боялась: вдруг обижу? Скорее всего, он ничего плохого в виду не имел, но мне-то всё равно было некомфортно. И вот, когда пришла пандемия, я вздохнула с облегчением: теперь Шемуэл сам держит дистанцию. Только он уже не такой весёлый, как раньше.

Первый человек, заражённый коронавирусом, прилетел в США из Уханя 15 января и приземлился в штате Вашингтон — там и произошла первая вспышка заболевания. Первый подтверждённый случай в Нью-Йорке был зарегистрирован 1 марта у женщины, прибывшей из Ирана. За очень короткое время Нью-Йорк превратился в эпицентр пандемии, и это закономерно: этот город — крупнейший всемирный хаб, куда едут люди со всех концов света. Тут уже более 100 тысяч заболевших и почти семь тысяч смертей.

Но ещё до того, как это случилось, опустел Чайна-таун. Обычно там всегда была толчея: туристы покупали поддельные брендовые сумки и часы, а местные захаживали поесть лапши и вонтонов в дешёвых забегаловках, купить свежей рыбы, а также сходить на иглоукалывание или массаж. Затем по всему городу обезлюдели маникюрные салоны, которые традиционно держат азиаты; проходя мимо, можно было увидеть зал, где без дела с грустными лицами сидели мастера. Азиаты первыми из жителей города начали надевать маски, но это порой служило триггером для агрессивно настроенных граждан: одну женщину побили на станции метро Grand Street, а мужчину в Квинсе ударили по голове на автобусной остановке, несмотря на то, что он был с ребёнком.

Но вообще-то всё начиналось как везде: большинство людей не верили в то, что коронавирус — это серьёзно. В начале марта на редких прохожих в масках косились, хотя ньюйоркцы гордятся своей способностью ничему не удивляться: по улице можно пройтись в сколь угодно экстравагантном виде или голым, а никто и бровью не поведёт. Затем, как везде, случилась паника: с полок магазинов в считанные часы смели спирт, маски, туалетную бумагу и макароны. А уже 12 марта, меньше чем через две недели после первого зарегистрированного случая, начался шатдаун: Бродвейские театры, филармония и Метрополитен-опера объявили, что закрываются на месяц. Пять дней спустя закрылись школы, кинотеатры и спортзалы. Ресторанам и барам оставили только возможность готовить еду навынос. Чтобы они не разорились, Управление по спиртным напиткам штата Нью-Йорк пошло на беспрецедентные меры, разрешив этим бизнесам также продавать навынос алкоголь.

Манхэттен превратился в госпиталь, город опустел

В Центральном парке развёрнут полевой госпиталь: он возведён на деньги гуманитарной христианской организации Samaritan’s Purse и состоит из четырнадцати палаток, в которых помещается 68 коек и десять аппаратов ИВЛ. 28 марта к парку подъехали грузовики с оборудованием, а уже 1 апреля госпиталь при участии волонтёров был построен и принял первых пациентов. Конгресс-центр Джавица в Мидтауне, где обычно проводят комик-кон и автосалон, превращён в больницу с тысячами коек. Военный корабль-госпиталь на тысячу мест с подходящим именем Comfort пришвартован у пирса 90, недалеко от знаменитого авианосца Intrepid. Он огромен и невероятно красив — ярко-белый, с алыми крестами; когда он шёл по Гудзону, приближаясь к месту назначения, на берегу собирались толпы, чтобы заснять его и выложить фото в соцсети. Со всей Америки в Нью-Йорк съехались ухаживать за больными врачи и медсёстры. Тем не менее рук не хватает. 3 апреля всем жителям города пришло оповещение на телефон: всех, кто имеет хоть какой-нибудь медицинский опыт, призывали на помощь. Скорые по улицам проносятся так же часто, как после падения башен-близнецов, — так говорят те, кто живёт в Нью-Йорке давно.

То, что происходит сейчас, часто сравнивают с 11 сентября 2001-го: теракт стал для города колоссальной травмой, которая до сих пор не забыта. В начале апреля в заголовках статей появилась фраза: «Количество смертей от COVID-19 превысило число погибших 11 сентября». Но, возможно, даже большее впечатление на ньюйоркцев произвело не это. Их город, который столько раз до основания разрушали в блокбастерах, вдруг стал совершенно безлюдным в реальности. Фотографии абсолютно пустых, как в постапокалиптическом ужастике, Таймс-сквер, Гринвич-Виллидж и Уолл-стрит заполнили интернет. Раньше мегаполис бурлил круглые сутки и этим заработал официальное прозвище — «Город, который никогда не спит». Ещё совсем недавно здесь каждый испытывал ощущение, что находится в самой гуще событий: для этого стоило только выйти на улицу и увидеть, как все куда-то бегут. Для ньюйоркцев это всегда было частью их идентичности. И вот на этом месте — зияющая дыра.

Писатель Артур Нерсесян, автор культового романа «The Fuck-Up», родился и вырос в Нью-Йорке, как и его отец. «Я чего только не повидал, — говорит Артур. — Бунты, забастовки транспортных рабочих, ураганы. В июле 1977 года произошли знаменитые беспорядки, когда в городе несколько дней не было электричества: мой отец умер, потому что страдал боковым амиотрофическим склерозом и дышал через аппарат ИВЛ, который работал от электросети. Это было очень непростое время, но в каком-то смысле сейчас хуже, потому что тогда всё быстро закончилось, а когда закончится карантин, мы не знаем». Артур говорит, что происходящее напоминает ему многочисленные фильмы о нашествиях зомби на Манхэттен. Только сейчас зомби не очень-то его пугают: в отличие от вируса, их хотя бы видно невооружённым глазом. «В июле у меня выходит роман, действие которого происходит в Нью-Йорке в 1980 году, и среди прочих событий я описываю эпидемию, которую выдумал. Я уже предвижу, как меня будут упрекать в том, что я подсуетился и решил быстренько нажиться на коронавирусе. Но я понятия не имел о том, что эпидемия может случиться в наше время, что это в принципе возможно!»

Каково переболеть коронавирусом в Нью-Йорке

О том, каково это — переболеть коронавирусом и побывать в больнице, я знаю из первых рук. У меня есть друг, музыкант Дмитрий Мироненко, который к моменту нашего разговора успел полностью выздороветь. Ему 34 года. Дима рассказывает: «Я заболел 11 марта, когда всё ещё только начиналось. Накануне я, как и большинство людей, занимался своими делами, не думая о том, что мне что-то угрожает: потренировался в спортзале на групповом занятии, сходил в бассейн и сауну. На следующее утро у меня была температура 39». Он говорит, что сбивал её таблетками, но она снова поднималась — и так много дней подряд. Тогда он стал советоваться с друзьями, которые рекомендовали ему народные способы борьбы с лихорадкой, и в один из вечеров начал делать компрессы из уксуса, так как был готов уже на что угодно. «Наутро у меня были ожоги на лбу. Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха. После всех этих манипуляций температура у меня подскочила до 40,3, и мне стало так плохо, что я испугался. В одиннадцать вечера 21 марта я сел в такси и поехал в больницу „Линкольн“ в Бронксе. Как я себе это представлял? Думал, что уже через пять минут буду лежать в удобной кровати на мягких простынях».

На самом деле после заполнения бумаг его направили в комнату под названием Emergency Room. По словам Димы, она похожа на зал ожидания: огромное помещение, посреди которого стоит что-то вроде кассы — там находятся врачи и медсёстры. Пациентов кладут на неудобные каталки, и они лежат, ожидая госпитализации. «Я провёл в этом помещении 26 часов, — рассказывает он. — Ходил в общий туалет, где страшная антисанитария; меня кормили холодной больничной едой, которая в двести раз хуже самолётной. Зато взяли анализы, сделали рентген — врач подкатился ко мне прямо с аппаратом». Но даже после того как у Димы нашли двустороннюю пневмонию, его пытались отправить домой, утверждая, что это не коронавирус. Он совершенно не в обиде на докторов: прекрасно понимает, как трудно им работать. В ER, кроме пациентов, которым действительно требуется медицинская помощь, приходят люди с психическими отклонениями или без определённого места жительства — чтобы погреться или поесть, и выгнать их нельзя. «Домой меня всё-таки не отправили. Наверное, потому, что из-за обезвоженности у меня сильно упало давление. Мне поставили несколько капельниц с физраствором, а в час ночи следующего дня перевезли, наконец, в палату. Наутро я почувствовал себя лучше, и днём меня выписали, дав антибиотики и указание пить больше воды. Ещё дней десять я лечился дома и приходил в себя. Думаю, что сейчас меня и на порог больницы не пустили бы. Таких, как я, „здоровеньких“, больше не принимают, берут только тех, кто задыхается. Тем не менее у меня есть ощущение, что врачи меня спасли».

Но люди продолжают отдыхать в парках

Я уже месяц сижу дома, лишь изредка выхожу за продуктами или на прогулку. Прогулки на воздухе у нас пока не запретили, и, поговорив с Димой (разумеется, по телефону), я направляюсь в парк по соседству. Уже почти лето: цветут деревья, тюльпаны и нарциссы, и в парке полно народу. Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет. Громко щебечут птицы — ярко-красные кардиналы, голубые сойки и скворцы; скачут белки — серые, рыжие и чёрные. Большинство из них довольно упитанные, потому что вокруг много дубов, земля усыпана желудями, к тому же белок ещё и подкармливают. Девушка с яркой коробкой в руках отламывает кусок торта с глазурью и бросает рыжей белке. Та застывает в недоумении, а девушка хохочет и обращается к подруге: «Она такая на меня смотрит: «Чё ты мне даёшь, вообще?!“»

Под роскошной розовой сакурой стоит целая толпа и снимает её на телефоны, не соблюдая дистанцию. Большая группа из взрослых и детей разных возрастов (вряд ли все они живут вместе) фотографируется на лужайке со щенком золотистого ретривера. Он как раз размером с девочку, которая лежит на траве с ним в обнимку. Вокруг множество собак и собаководов: ньюйоркцы обожают своих питомцев. Моя знакомая как-то сказала, что они любят их больше, чем многие — своих детей.

Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет

При этом собачьи площадки закрыты, спортивные тоже. Штраф за несоблюдение правил социального дистанцирования 7 апреля подняли до тысячи долларов. Несмотря на настойчивые призывы властей не встречаться с теми, кто не живёт с вами в одной квартире, и соблюдать двухметровую дистанцию, многие ньюйоркцы продолжают жить как прежде. «Сейчас не время играть во фрисби с друзьями в парке, — возмущается губернатор штата Эндрю Куомо. — Если вы заразитесь, или заразите кого-то ещё, или поедете в больницу, вы усложните жизнь многих незнакомых вам людей. И, честно говоря, у вас нет права обременять других вашей безответственностью». Всего за пару недель Куомо успел стать настоящим героем благодаря своим ежедневным пресс-брифингам, посвящённым борьбе с вирусом. На фоне Трампа, который продолжает раздавать абсурдные медицинские советы, Куомо показал себя умным и неравнодушным человеком. Теперь ньюйоркцы хотят, чтобы он баллотировался в президенты. Нью-Йорк — либеральный штат, который традиционно голосует за демократов. Здесь уважают права человека и потому не запрещают покидать границы города или штата, надеясь на то, что каждый сам сделает правильный выбор. Куомо даже пригрозил судом губернатору Коннектикута, когда тот заявил, что машины с нью-йоркскими номерами будут останавливать, чтобы допросить водителя и пассажиров.

Продукты немыслимо сложно купить

В районе, где я живу, очень большой процент заражённых COVID-19 — это я вижу на специальной карте, где выделены участки с разными почтовыми индексами. На ней же видно, что 61,6% населения здесь — non-white, небелые. Та же корреляция прослеживается и в других районах: чем больше процент небелого населения, тем больше заражённых. Разумеется, это замечаю не только я, и в Сети уже давно появились расистские предположения о том, что кое-какие группы с кое-каким цветом кожи не очень-то знакомы с правилами гигиены. Но затем журналистам пришло в голову посмотреть статистику занятости, и выяснилось, что у большей части жителей этих районов просто нет возможности сидеть дома: они работают курьерами, продавцами и грузчиками.

В моём районе много доминиканцев и пуэрториканцев. В обычной жизни они очень общительны: знают всех соседей, в любое время года и дня болтают и слушают музыку на улице, которая для них — как задний двор в собственном доме. Точками притяжения в таких районах, как наш, становятся бодеги и дели. Оба эти названия на нью-йоркском сленге означают примерно одно и то же — «магазинчик на углу», хотя жители города могут до хрипоты спорить о том, чем они отличаются. Бодега или дели по соседству — главное место силы, которое осваивает переезжающий в новый район. Продавец или хозяин быстро начинает узнавать тебя в лицо и запоминает, что ты любишь в сэндвиче побольше маринованных огурцов, искренне интересуется здоровьем твоих родных и делится сплетнями. В бодеге на первом этаже моего дома ещё до недавнего времени ежевечерне включали латиноамериканские песни; посетители сидели часами, пили пиво и подпевали в голос. По утрам меня будил запах жареного мяса со специями, так как с пяти утра там начинали готовить. Уже к полудню выстраивалась очередь за тушёной козлятиной и пюре из плантанов. И вот всего этого нет: бодега ещё открыта, но почти нет посетителей, и еду перестали готовить. Скорее всего, многие из подобных семейных бизнесов не сумеют пережить пандемию.

Дольше всех делал вид, что никакой пандемии нет, сигарный магазин рядом с бодегой. Раньше там, плотно упаковавшись в крошечное помещение, днём и ночью сидели мужчины, пыхали сигарами, громко разговаривали, слушали музыку и смотрели футбол. Даже в первую неделю апреля мужчины с сигарами тем же составом продолжали сидеть среди клубов дыма. Но магазин всё же пришлось закрыть, и сигарные фанаты переместились к лавкам на тротуаре. У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок. Однако и оттуда их два дня спустя вежливо прогнала полиция, обратившись к ним через рупор на испанском языке. Сальсы, которая раньше доносилась ко мне в квартиру через окно, больше не слышно.

Тем временем добыча пропитания превратилась в нетривиальную задачу. Заказать продукты на дом у меня лично не вышло ни разу, хотя некоторым из моих знакомых это на первых порах удавалось. Сайты самых крупных сервисов доставки вроде FreshDirect или Instacart регулярно обрушиваются; если они работают, товары в виртуальную корзину сложить можно, но выбрать время доставки уже не получится. В соцсетях люди жалуются, что не спят ночами в надежде найти свободный тайм-слот, но безуспешно. А тем счастливчикам, которым удаётся сделать заказ, часто привозят лишь треть от него, так как продукты заканчиваются.

Поэтому я иду в ближайший супермаркет и встаю в длинную очередь снаружи. В магазин теперь запускают по пять-десять человек; в очереди стоят, соблюдая дистанцию в два метра. Наконец, после часового ожидания захожу и я и, честно говоря, даже радуюсь тому, как просторно внутри: больше не нужно лавировать сквозь толпу. В овощной секции я замечаю двух мужчин, пожилого и помоложе, которые толкутся у салатов и что-то эмоционально обсуждают. Подхожу ближе и вижу, что они по фейстайму разговаривают с женщиной и через камеру показывают ей имеющиеся в наличии виды салатов. Видимо, у них не получается найти то, что нужно, и все трое расстраиваются. В конце концов мужчина постарше обращается ко мне:

— Вы не знаете, что из этого — кресс-салат?

Уже после супермаркета я подхожу к уличному лотку с овощами и фруктами, на котором часто можно найти то, чего нет в магазине. Раньше их было много по всему городу, но теперь они остались только в жилых районах, где ещё есть хоть какой-то пешеходный трафик. Грустный зеленщик говорит мне:

— Вот ежевику берите, отдаю две упаковки за четыре доллара.
Затем, философски:
— Кто знает, сколько это будет стоить завтра? И вообще — буду ли тут завтра я сам…

Над коробкой с папайей он прилепил нарисованную от руки табличку: «Папайя — лучшее средство от коронавируса». Подходит высокий седовласый джентльмен, читает табличку и начинает кричать:

— Так нельзя! Вы обманываете людей, которые будут думать, что они защищены от вируса, раз съели папайю!

16 000 000 безработных и свечная лавка

Я умею готовить, но того же нельзя сказать о большинстве ньюйоркцев. Они знамениты тем, что питаются в основном готовой едой. В принципе, в городе, где представлены все кухни мира, огромное количество очень вкусной дешёвой еды, доступной 24 часа в сутки, легко прожить, не умея даже пожарить яйцо. Многие, засев в карантине, заказывают доставку из ресторанов, лавочек и фастфудных забегаловок. Хотя в прессе и соцсетях вовсю обсуждают, во-первых, насколько это безопасно (что, если повар чихнул вам в бургер?), а во-вторых, насколько этично. Ведь курьеры рискуют своей жизнью, разъезжая по городу и встречаясь с множеством людей. В итоге намечается консенсус: доставка должна быть бесконтактной, то есть курьер кладёт пакет под дверь и уходит, а на чай нужно оставлять как можно больше.

Чаевые всегда были животрепещущей местной темой. В ресторанах — в ту эпоху, когда в них ещё ходили, — было принято давать на чай не меньше двадцати процентов от счёта. Приезжих это часто шокировало, и приходилось объяснять, что официантам в Нью-Йорке не платят зарплату, у них нет страховки, и работают они только за чаевые. Оставить на чай меньше, чем принято, — поступок, гнуснее которого трудно что-то представить, и ньюйоркцы шеймят тех, кто так делает. Знаменитый ресторатор Дэнни Майер упразднил чаевые в своей империи и гордится этим, так как хорошо платит всем сотрудникам без исключения. Одним из первых, ещё 13 марта, он объявил, что закрывает все девятнадцать ресторанов, чтобы не подвергать опасности персонал и покупателей, — когда узнал, что один из высокопоставленных клиентов, пообедавших в его ресторане The Modern, заболел коронавирусом. Компания Майера собирается ещё какое-то время платить зарплату сотрудникам, а также покроет медицинские издержки тем из них, у кого нет страховки. Но большинство закрывающихся нью-йоркских ресторанов не имеют возможности последовать его примеру и потому просто увольняют персонал.

60 процентов людей, потерявших работу в марте, — как раз из ресторанного сектора. Работать официантами чаще всего устраиваются те, кто приезжает в Нью-Йорк без денег и пытается как-то закрепиться, а также люди, у которых нет постоянного заработка, — актёры, танцоры, художники. Несмотря на то, что после 17 марта многие рестораны переориентировались на приготовление еды навынос, им пришлось сократить количество сотрудников до трёх-четырёх человек. Но даже они сейчас работают без прибыли, и эксперты вроде шефа Тома Коликио предполагают, что, когда пандемия окончится, 40–50 процентов ресторанов уже не смогут открыться.

У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок

За последние три недели за пособием по безработице в США обратились больше 16 миллионов человек. Эти цифры учитывают только тех, кому удалось это сделать, ведь ситуация с подачей заявлений такая же, как с сервисами по доставке продуктов. Люди часами дозваниваются на горячую линию, дозвонившись, часами ожидают ответа оператора, а затем их частенько сбрасывают. Сайты постоянно обваливаются, не справляясь с потоком посетителей. А ведь в Нью-Йорке огромное количество нелегальных иммигрантов, которые работают за наличные и в принципе не могут обратиться за поддержкой к государству. Но для тех, кто работал официально и потерял работу в текущий кризис, федеральное правительство установило щедрую надбавку — 600 долларов в неделю в течение трёх месяцев. Это надбавка к основному пособию, которое в штате Нью-Йорк может достигать 504 долларов в неделю.

Моя подруга, писатель и журналист Таня Замировская, до пандемии работала в парфюмерном бутике в Сохо, где торгуют свечами за 200 долларов и селективными ароматами. «Начиная с первых сообщений о страшном вирусе в Китае мы с коллегой начали шарахаться от китайских туристов, которых были, разумеется, толпы, — рассказывает она. — Они кашляли, сопливились и сморкались. Я ещё в феврале озаботилась тем, чтобы закупить для магазина санитайзеры, обеззараживающие салфетки, маски и перчатки. Коллега считал меня параноиком и посмеивался, но, возможно, благодаря этим моим усилиям мы с ним проработали добрую половину марта». Таня рассказывает, что ещё 13 марта её бутик работал на полную мощность, 14-го начальство решило сократить ей и её коллеге часы, а уже 16-го оказалось, что все магазины на их улице закрылись, и было решено закрыться тоже. Таню отправили в бессрочный отпуск: «Я по-прежнему официально трудоустроена, за мной даже сохранилась страховка (тьфу-тьфу-тьфу), но я не получаю зарплату — такие дела. С другой стороны, не надо забывать, что многим сейчас ещё хуже. Посмотрите на статистику: белые умирают в Нью-Йорке в два раза реже, чем чёрные и латины! Это связано не с расой, а с бедностью и доступностью определённых благ».

Рост домашнего насилия, нищеты и слухов

Доктор Аарон Миллер подтверждает: наиболее уязвимые группы людей в такие трудные времена, как сейчас, становятся ещё более уязвимыми. Он работает помощником вице-президента в штаб-квартире самой большой государственной больничной системы в США, куда входят одиннадцать госпиталей и семьдесят амбулаторных клиник. Именно он и его коллеги организовали горячую линию, на которую звонят ньюйоркцы со всеми вопросами по коронавирусу. Вместе с другими 800 докторами и медсёстрами доктор Миллер посменно отвечает на звонки, но основной его профиль — работа с подвергшимися насилию детьми. «К сожалению, за последний месяц резко возросло количество случаев домашнего насилия, — говорит он. — Это происходит во время любого катаклизма, как, например, в финансовый кризис 2008 года. Чем больше безработица, тем больше бьют детей. Причём зависимость такая: на каждый процент повышения количества безработных приходится целых пять процентов новых случаев жестокости по отношению к детям».

Финансовый стресс для многих оказывается невыносимым. Подавляющее большинство ньюйоркцев живут в съёмных квартирах, и мало у кого имеются деньги, чтобы оплатить хотя бы аренду за месяц. В городе набирает силу движение Rent Strike, призывающее не платить квартирным хозяевам. Выселения за неуплату на время карантина запрещены, а суды закрыты, поэтому чисто теоретически арендодатель ничего не сумеет сделать. Бруклинский домовладелец Марио Салерно, которому принадлежит 18 многоквартирных домов, простил всем своим съёмщикам квартплату за апрель — и, став героем, появился на страницах The New York Times. Из-за дороговизны жилья многие ньюйоркцы снимают лишь комнату и живут с руммейтами, благодаря чему возникают чисто нью-йоркские коллизии. В соцсетях и мессенджерах люди жалуются на соседей по квартире, которые не верят в коронавирус, водят к себе гостей и подвергают опасности не только себя, но и всех, кто живёт с ними в одном помещении. Другие же раньше практически не встречались с руммейтами из-за разницы в рабочих графиках, а теперь, когда все сидят дома, вдруг обнаружили, что им категорически не нравятся соседи, потому что те слушают отстойную музыку и вообще ведут себя как идиоты — этому посвящено множество тредов на Reddit.

Разумеется, местные жители подвержены в том числе и иррациональным страхам. Я слышала уже несколько городских легенд о том, будто больной повар специально кашлял на еду, чтобы заразить как можно больше клиентов, а также о работнике почты, который с той же целью плевал на посылки. Этот феномен фольклористы называют «нарративом о намеренном инфицировании»: появление подобных мифов во времена эпидемий упоминается в документах ещё с XVII века, и в США они были особенно распространены в эпоху СПИДа, в 80–90-х годах. В действительности тактику «плюнуть и заразить» используют не больные, а вовсе даже здоровые — выясняю я, заглянув в гугл. Скажем, житель Бруклина Барух Фелдхайм во время ареста за подпольную торговлю медицинскими масками кашлял на агентов ФБР, утверждая, что у него коронавирус. А федеральных агентов к нему прислали, потому что медицинскому персоналу в Нью-Йорке не хватает средств защиты, в связи с чем Эндрю Куомо и мэр города Билл Де Блазио призывают обычных людей не покупать маски, а шить из подручных средств.

Никто не знает, что нужно делать

Знаменитый поэт Бахыт Кенжеев живёт в Нью-Йорке одиннадцать лет. В связи с возрастом — ему 69 — он входит в группу риска и потому старается совсем не выходить из дома. «Я уже почти на ушах от скуки, — говорит он. — Ничего не пишу, потому что не пишется. Знаете это изречение — „когда говорят пушки, музы молчат“? Но абсолютного пессимизма я не испытываю, так как надеюсь, что когда-нибудь это всё закончится. Ведь в Китае же победили вирус». Бахыт удивляется тому, что в фейсбуке многие призывают не разводить панику: мол, ничего страшного не происходит. Как будто тысячи умерших — это не страшно. Мы обсуждаем тот факт, что до некоторых реальность происходящего доходит только в тот момент, когда ужасное случается с ними или с их близкими: «В 37-м году многие тоже очень хорошо и весело жили: ходили в кино, покупали колбасу». Потом Бахыт рассказывает, что слышал байку, которая повышает ему настроение, — о том, что старая прививка от туберкулёза, которую делали всем детям в СССР, защищает от коронавируса. Но это оказывается не совсем байкой: The New York Times на днях опубликовала статью, где говорится, что БЦЖ и правда каким-то образом влияет на иммунную систему так, что позволяет ей бороться с множеством инфекций.

Таня Замировская говорит, что ей тоже не очень-то пишется. «Раньше я переживала, что из-за дневной занятости у меня мало времени для работы над романом. Зато теперь у меня появилась куча времени, но оказалось, что в ситуации травмы заниматься творчеством очень трудно. Я прокрастинирую: вывешиваю котиков в инстаграм (я нашла на обочине в Бушвике бумажный фотоальбом с котиками), слушаю пластинки и звоню друзьям. Но за это время я стала лучшего мнения о людях. Все ужасно хорошие, все друг другу помогают и стараются быть сочувствующими и заботливыми. Мне кажется, это хорошее человечество, и оно в целом выживет. Наше нью-йоркское человечество мне ужасно жалко, у меня за город просто сердце разрывается, как за близкого друга».

Я ужинаю дома. Ровно в семь на улице раздаются аплодисменты, свист и улюлюканье — это по всему городу аплодируют врачам, спасающим жизни. Я тоже хлопаю, хотя меня наверняка никто не слышит. Днём мы говорили с моим другом, писателем Александром Стесиным, который работает онкологом-радиотерапевтом в одной из крупнейших больниц Нью-Йорка. Саша рассказал, что большую часть их госпиталя переоборудовали под приём больных коронавирусом и, помимо них, лечат только нуждающихся в срочной медицинской помощи. Разумеется, рак — это тоже вопрос жизни и смерти, и Саша принимает своих пациентов, облачившись в защитное обмундирование и стараясь ни к чему не прикасаться. «Мне это немного напоминает мой опыт работы в Африке, — говорит он. — Когда приходилось следить, чтобы ни капли сырой воды не попало в рот. Закрывать его, принимая душ, пить только кипяченую воду из чистой посуды и так далее». С теми пациентами, которых можно консультировать удалённо, Саша общается через Microsoft Teams. «Огромную часть времени я сейчас провожу на совещаниях. Возникает много сложных вопросов, которые приходится решать сообща. Например, часто у раковых больных подавленный иммунитет. Что с ними делать? Лечить их и, следовательно, подвергать риску заразиться коронавирусом, когда они приходят в больницу?» Кроме того, указания из Центра по контролю и профилактике заболеваний США меняются, по его словам, по десять раз на дню: «То нужно носить маски, то не нужно. То нельзя их использовать больше одного раза, то можно. Я пользуюсь пластиковым щитом для лица, который кто-то распечатал на 3D-принтере и прислал нам. Сейчас мы довольно сильно зависим от таких частных пожертвований».

Вечером у меня встреча с друзьями по скайпу. На время карантина все переехали в скайп или зум: устраивают там вечеринки с караоке, семейные обеды, даже играют в шарады большими компаниями. Многие говорят, что стали гораздо чаще, чем раньше, общаться с друзьями и родственниками. Мы выпиваем, чокаясь через экран. Катя Остин работала дизайнером на съёмках сериала «Succession», а её бойфренд Стив Браун — в арт-департаменте проекта Raising Kanan. В середине марта их тоже отправили в неоплачиваемый отпуск: все продакшены в Нью-Йорке заморожены на неопределённое время. Ходят слухи, что съёмки, возможно, возобновятся в июле. В киноиндустрии, говорят Катя и Стив, дистанцироваться невозможно, все очень тесно взаимодействуют друг с другом, поэтому на работу их вызовут, скорее всего, когда опасность точно минует.

Тем временем становится ясно, что карантинные меры дают результат. Смертей по-прежнему много, и властям Нью-Йорка из-за нехватки места в моргах пришлось устроить массовое захоронение на острове Харт, недалеко от Бронкса. Однако количество новых госпитализаций сократилось, и доктор Аарон Миллер говорит, что он и его коллеги испытывают «сдержанный оптимизм». На днях Университет Вашингтона опубликовал новую компьютерную модель развития пандемии в США, включив в неё последние данные. Согласно ей, пик заболеваемости в Нью-Йорке придётся на 16 апреля, а общее число жертв окажется значительно меньше, чем предсказывали раньше.

На следующий день я совершаю вылазку в парк поздним вечером, чтобы не создавать толпу; кроме редких собаководов с питомцами, там никого нет. На берегу заводи копошится нутрия и громко что-то грызёт. Также я встречаю двух енотов, один из которых тащит из помойки пакет с едой. На земле у бейсбольной площадки вижу импровизированный мемориал: фотографии двух мальчишек в окружении цветов и свечей. 13 марта, когда власти уже просили людей не собираться группами, пятеро подростков веселились на берегу Гудзона. Двое из них решили искупаться, проигнорировав знаки, предупреждающие о сильном течении и опасных водоворотах. Ловлю себя на мысли, что в какой-то степени могу их понять: река совсем не выглядит опасной — всё то ужасное, что она таит, скрыто от человеческих глаз. Как и вирус, которого многие не боятся, потому что не могут его увидеть. Тела двух пропавших подростков не найдены до сих пор; под их снимками на листке написано маркером: «Пожалуйста, вернитесь! Мы ждём и верим». Подходя к подъезду, я вижу Шемуэла, который метёт улицу. Он приподнимает руку в знак приветствия.

Напрашивается вывод, что в штатах заигрались в демократию. Права человека превыше всего. И когда человека просят пересидеть некоторое время дома, то каждого второго охватывает возмущение, по какому праву. По крайне мере мне кажется, что такое явление имело место быть.

У нас тоже таких дуриков полно. Которые не могут поступиться личным ради общественного.

знакомый моего знакомого астматик пьет и курит при заражение мой случай попадет в задачник биологии и увековечит себя?

-Цитата от Хохол A.K.A.ЁБА

У нас военное училище в Тюмени закрыли

Ты из Тюмени?
А я думал ты из Хохляндии, судя по нику

-

Эксперты UNECA смоделировали четыре возможных сценария развития ситуации в Африке в зависимости от объема мер профилактики и борьбы с коронавирусом.

Даже при наилучшем развитии событий 122,8 млн африканцев будут заражены, 2,3 млн будут госпитализированы, 300 тыс. умрут, а 27 млн окажутся за чертой бедности.

Если же никаких мер принято не будет, заразиться коронавирусом могут свыше 1,2 млрд африканцев (все население Африки около 1,3 млрд), а умереть — 3,3 млн уже в нынешнем году.

...

Короновирус головного мозга блять

Показать скрытый текст

Кажется он пиздит как дышит,там расстояние до реки хз метров 100-200 наверно.Причём 2 яруса ограждений.

Может током лечить ааа, ебануть так 400 000 Кл

-Цитата от Marcus NSK

Письмо из Нью-Йорка вам, посоны

Показать скрытый текст

https://batenka.ru/protection/letter-from-new-york/

В штате Нью-Йорк больше заболевших коронавирусом, чем в любой стране мира, — уже более 190 тысяч человек. В Нью-Йорке каждый день роют свежие братские могилы, закрыты все предприятия, дети не ходят в школы, в Центральном парке развернули палаточный госпиталь, церковные службы проводят в интернете. Безработица и нищета растут взрывными темпами, продукты невозможно купить, в переполненные больницы принимают только тяжёлых пациентов, а местные пытаются осознать, что вирус убил людей в два раза больше, чем теракт 11 сентября, и это не конец. Нью-йоркский связной самиздата Светлана Сачкова рассказывает, как главный город Америки пытается не сойти с ума.

— Привет! Как дела? — издалека кричит Шемуэл, завидев меня, — и остаётся на месте. Шемуэл работает уборщиком в нашем многоквартирном доме. Судя по всему, он совершенно одинок, поэтому непрерывно трудится: даже если вернуться домой в два часа ночи, можно увидеть, как он метёт тротуар или моет полы. Так что наш дом в очень небогатом районе идеально чист: ни плевка, ни бумажки. Шемуэл крайне дружелюбен и всегда бросается навстречу, чтобы поболтать. Правда, с некоторых пор я стала его избегать, так как он взялся меня обнимать, целовать куда-нибудь в лоб или в ухо и называть «бейби», а сказать о том, что мне это не нравится, я боялась: вдруг обижу? Скорее всего, он ничего плохого в виду не имел, но мне-то всё равно было некомфортно. И вот, когда пришла пандемия, я вздохнула с облегчением: теперь Шемуэл сам держит дистанцию. Только он уже не такой весёлый, как раньше.

Первый человек, заражённый коронавирусом, прилетел в США из Уханя 15 января и приземлился в штате Вашингтон — там и произошла первая вспышка заболевания. Первый подтверждённый случай в Нью-Йорке был зарегистрирован 1 марта у женщины, прибывшей из Ирана. За очень короткое время Нью-Йорк превратился в эпицентр пандемии, и это закономерно: этот город — крупнейший всемирный хаб, куда едут люди со всех концов света. Тут уже более 100 тысяч заболевших и почти семь тысяч смертей.

Но ещё до того, как это случилось, опустел Чайна-таун. Обычно там всегда была толчея: туристы покупали поддельные брендовые сумки и часы, а местные захаживали поесть лапши и вонтонов в дешёвых забегаловках, купить свежей рыбы, а также сходить на иглоукалывание или массаж. Затем по всему городу обезлюдели маникюрные салоны, которые традиционно держат азиаты; проходя мимо, можно было увидеть зал, где без дела с грустными лицами сидели мастера. Азиаты первыми из жителей города начали надевать маски, но это порой служило триггером для агрессивно настроенных граждан: одну женщину побили на станции метро Grand Street, а мужчину в Квинсе ударили по голове на автобусной остановке, несмотря на то, что он был с ребёнком.

Но вообще-то всё начиналось как везде: большинство людей не верили в то, что коронавирус — это серьёзно. В начале марта на редких прохожих в масках косились, хотя ньюйоркцы гордятся своей способностью ничему не удивляться: по улице можно пройтись в сколь угодно экстравагантном виде или голым, а никто и бровью не поведёт. Затем, как везде, случилась паника: с полок магазинов в считанные часы смели спирт, маски, туалетную бумагу и макароны. А уже 12 марта, меньше чем через две недели после первого зарегистрированного случая, начался шатдаун: Бродвейские театры, филармония и Метрополитен-опера объявили, что закрываются на месяц. Пять дней спустя закрылись школы, кинотеатры и спортзалы. Ресторанам и барам оставили только возможность готовить еду навынос. Чтобы они не разорились, Управление по спиртным напиткам штата Нью-Йорк пошло на беспрецедентные меры, разрешив этим бизнесам также продавать навынос алкоголь.

Манхэттен превратился в госпиталь, город опустел

В Центральном парке развёрнут полевой госпиталь: он возведён на деньги гуманитарной христианской организации Samaritan’s Purse и состоит из четырнадцати палаток, в которых помещается 68 коек и десять аппаратов ИВЛ. 28 марта к парку подъехали грузовики с оборудованием, а уже 1 апреля госпиталь при участии волонтёров был построен и принял первых пациентов. Конгресс-центр Джавица в Мидтауне, где обычно проводят комик-кон и автосалон, превращён в больницу с тысячами коек. Военный корабль-госпиталь на тысячу мест с подходящим именем Comfort пришвартован у пирса 90, недалеко от знаменитого авианосца Intrepid. Он огромен и невероятно красив — ярко-белый, с алыми крестами; когда он шёл по Гудзону, приближаясь к месту назначения, на берегу собирались толпы, чтобы заснять его и выложить фото в соцсети. Со всей Америки в Нью-Йорк съехались ухаживать за больными врачи и медсёстры. Тем не менее рук не хватает. 3 апреля всем жителям города пришло оповещение на телефон: всех, кто имеет хоть какой-нибудь медицинский опыт, призывали на помощь. Скорые по улицам проносятся так же часто, как после падения башен-близнецов, — так говорят те, кто живёт в Нью-Йорке давно.

То, что происходит сейчас, часто сравнивают с 11 сентября 2001-го: теракт стал для города колоссальной травмой, которая до сих пор не забыта. В начале апреля в заголовках статей появилась фраза: «Количество смертей от COVID-19 превысило число погибших 11 сентября». Но, возможно, даже большее впечатление на ньюйоркцев произвело не это. Их город, который столько раз до основания разрушали в блокбастерах, вдруг стал совершенно безлюдным в реальности. Фотографии абсолютно пустых, как в постапокалиптическом ужастике, Таймс-сквер, Гринвич-Виллидж и Уолл-стрит заполнили интернет. Раньше мегаполис бурлил круглые сутки и этим заработал официальное прозвище — «Город, который никогда не спит». Ещё совсем недавно здесь каждый испытывал ощущение, что находится в самой гуще событий: для этого стоило только выйти на улицу и увидеть, как все куда-то бегут. Для ньюйоркцев это всегда было частью их идентичности. И вот на этом месте — зияющая дыра.

Писатель Артур Нерсесян, автор культового романа «The Fuck-Up», родился и вырос в Нью-Йорке, как и его отец. «Я чего только не повидал, — говорит Артур. — Бунты, забастовки транспортных рабочих, ураганы. В июле 1977 года произошли знаменитые беспорядки, когда в городе несколько дней не было электричества: мой отец умер, потому что страдал боковым амиотрофическим склерозом и дышал через аппарат ИВЛ, который работал от электросети. Это было очень непростое время, но в каком-то смысле сейчас хуже, потому что тогда всё быстро закончилось, а когда закончится карантин, мы не знаем». Артур говорит, что происходящее напоминает ему многочисленные фильмы о нашествиях зомби на Манхэттен. Только сейчас зомби не очень-то его пугают: в отличие от вируса, их хотя бы видно невооружённым глазом. «В июле у меня выходит роман, действие которого происходит в Нью-Йорке в 1980 году, и среди прочих событий я описываю эпидемию, которую выдумал. Я уже предвижу, как меня будут упрекать в том, что я подсуетился и решил быстренько нажиться на коронавирусе. Но я понятия не имел о том, что эпидемия может случиться в наше время, что это в принципе возможно!»

Каково переболеть коронавирусом в Нью-Йорке

О том, каково это — переболеть коронавирусом и побывать в больнице, я знаю из первых рук. У меня есть друг, музыкант Дмитрий Мироненко, который к моменту нашего разговора успел полностью выздороветь. Ему 34 года. Дима рассказывает: «Я заболел 11 марта, когда всё ещё только начиналось. Накануне я, как и большинство людей, занимался своими делами, не думая о том, что мне что-то угрожает: потренировался в спортзале на групповом занятии, сходил в бассейн и сауну. На следующее утро у меня была температура 39». Он говорит, что сбивал её таблетками, но она снова поднималась — и так много дней подряд. Тогда он стал советоваться с друзьями, которые рекомендовали ему народные способы борьбы с лихорадкой, и в один из вечеров начал делать компрессы из уксуса, так как был готов уже на что угодно. «Наутро у меня были ожоги на лбу. Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха. После всех этих манипуляций температура у меня подскочила до 40,3, и мне стало так плохо, что я испугался. В одиннадцать вечера 21 марта я сел в такси и поехал в больницу „Линкольн“ в Бронксе. Как я себе это представлял? Думал, что уже через пять минут буду лежать в удобной кровати на мягких простынях».

На самом деле после заполнения бумаг его направили в комнату под названием Emergency Room. По словам Димы, она похожа на зал ожидания: огромное помещение, посреди которого стоит что-то вроде кассы — там находятся врачи и медсёстры. Пациентов кладут на неудобные каталки, и они лежат, ожидая госпитализации. «Я провёл в этом помещении 26 часов, — рассказывает он. — Ходил в общий туалет, где страшная антисанитария; меня кормили холодной больничной едой, которая в двести раз хуже самолётной. Зато взяли анализы, сделали рентген — врач подкатился ко мне прямо с аппаратом». Но даже после того как у Димы нашли двустороннюю пневмонию, его пытались отправить домой, утверждая, что это не коронавирус. Он совершенно не в обиде на докторов: прекрасно понимает, как трудно им работать. В ER, кроме пациентов, которым действительно требуется медицинская помощь, приходят люди с психическими отклонениями или без определённого места жительства — чтобы погреться или поесть, и выгнать их нельзя. «Домой меня всё-таки не отправили. Наверное, потому, что из-за обезвоженности у меня сильно упало давление. Мне поставили несколько капельниц с физраствором, а в час ночи следующего дня перевезли, наконец, в палату. Наутро я почувствовал себя лучше, и днём меня выписали, дав антибиотики и указание пить больше воды. Ещё дней десять я лечился дома и приходил в себя. Думаю, что сейчас меня и на порог больницы не пустили бы. Таких, как я, „здоровеньких“, больше не принимают, берут только тех, кто задыхается. Тем не менее у меня есть ощущение, что врачи меня спасли».

Но люди продолжают отдыхать в парках

Я уже месяц сижу дома, лишь изредка выхожу за продуктами или на прогулку. Прогулки на воздухе у нас пока не запретили, и, поговорив с Димой (разумеется, по телефону), я направляюсь в парк по соседству. Уже почти лето: цветут деревья, тюльпаны и нарциссы, и в парке полно народу. Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет. Громко щебечут птицы — ярко-красные кардиналы, голубые сойки и скворцы; скачут белки — серые, рыжие и чёрные. Большинство из них довольно упитанные, потому что вокруг много дубов, земля усыпана желудями, к тому же белок ещё и подкармливают. Девушка с яркой коробкой в руках отламывает кусок торта с глазурью и бросает рыжей белке. Та застывает в недоумении, а девушка хохочет и обращается к подруге: «Она такая на меня смотрит: «Чё ты мне даёшь, вообще?!“»

Под роскошной розовой сакурой стоит целая толпа и снимает её на телефоны, не соблюдая дистанцию. Большая группа из взрослых и детей разных возрастов (вряд ли все они живут вместе) фотографируется на лужайке со щенком золотистого ретривера. Он как раз размером с девочку, которая лежит на траве с ним в обнимку. Вокруг множество собак и собаководов: ньюйоркцы обожают своих питомцев. Моя знакомая как-то сказала, что они любят их больше, чем многие — своих детей.

Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет

При этом собачьи площадки закрыты, спортивные тоже. Штраф за несоблюдение правил социального дистанцирования 7 апреля подняли до тысячи долларов. Несмотря на настойчивые призывы властей не встречаться с теми, кто не живёт с вами в одной квартире, и соблюдать двухметровую дистанцию, многие ньюйоркцы продолжают жить как прежде. «Сейчас не время играть во фрисби с друзьями в парке, — возмущается губернатор штата Эндрю Куомо. — Если вы заразитесь, или заразите кого-то ещё, или поедете в больницу, вы усложните жизнь многих незнакомых вам людей. И, честно говоря, у вас нет права обременять других вашей безответственностью». Всего за пару недель Куомо успел стать настоящим героем благодаря своим ежедневным пресс-брифингам, посвящённым борьбе с вирусом. На фоне Трампа, который продолжает раздавать абсурдные медицинские советы, Куомо показал себя умным и неравнодушным человеком. Теперь ньюйоркцы хотят, чтобы он баллотировался в президенты. Нью-Йорк — либеральный штат, который традиционно голосует за демократов. Здесь уважают права человека и потому не запрещают покидать границы города или штата, надеясь на то, что каждый сам сделает правильный выбор. Куомо даже пригрозил судом губернатору Коннектикута, когда тот заявил, что машины с нью-йоркскими номерами будут останавливать, чтобы допросить водителя и пассажиров.

Продукты немыслимо сложно купить

В районе, где я живу, очень большой процент заражённых COVID-19 — это я вижу на специальной карте, где выделены участки с разными почтовыми индексами. На ней же видно, что 61,6% населения здесь — non-white, небелые. Та же корреляция прослеживается и в других районах: чем больше процент небелого населения, тем больше заражённых. Разумеется, это замечаю не только я, и в Сети уже давно появились расистские предположения о том, что кое-какие группы с кое-каким цветом кожи не очень-то знакомы с правилами гигиены. Но затем журналистам пришло в голову посмотреть статистику занятости, и выяснилось, что у большей части жителей этих районов просто нет возможности сидеть дома: они работают курьерами, продавцами и грузчиками.

В моём районе много доминиканцев и пуэрториканцев. В обычной жизни они очень общительны: знают всех соседей, в любое время года и дня болтают и слушают музыку на улице, которая для них — как задний двор в собственном доме. Точками притяжения в таких районах, как наш, становятся бодеги и дели. Оба эти названия на нью-йоркском сленге означают примерно одно и то же — «магазинчик на углу», хотя жители города могут до хрипоты спорить о том, чем они отличаются. Бодега или дели по соседству — главное место силы, которое осваивает переезжающий в новый район. Продавец или хозяин быстро начинает узнавать тебя в лицо и запоминает, что ты любишь в сэндвиче побольше маринованных огурцов, искренне интересуется здоровьем твоих родных и делится сплетнями. В бодеге на первом этаже моего дома ещё до недавнего времени ежевечерне включали латиноамериканские песни; посетители сидели часами, пили пиво и подпевали в голос. По утрам меня будил запах жареного мяса со специями, так как с пяти утра там начинали готовить. Уже к полудню выстраивалась очередь за тушёной козлятиной и пюре из плантанов. И вот всего этого нет: бодега ещё открыта, но почти нет посетителей, и еду перестали готовить. Скорее всего, многие из подобных семейных бизнесов не сумеют пережить пандемию.

Дольше всех делал вид, что никакой пандемии нет, сигарный магазин рядом с бодегой. Раньше там, плотно упаковавшись в крошечное помещение, днём и ночью сидели мужчины, пыхали сигарами, громко разговаривали, слушали музыку и смотрели футбол. Даже в первую неделю апреля мужчины с сигарами тем же составом продолжали сидеть среди клубов дыма. Но магазин всё же пришлось закрыть, и сигарные фанаты переместились к лавкам на тротуаре. У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок. Однако и оттуда их два дня спустя вежливо прогнала полиция, обратившись к ним через рупор на испанском языке. Сальсы, которая раньше доносилась ко мне в квартиру через окно, больше не слышно.

Тем временем добыча пропитания превратилась в нетривиальную задачу. Заказать продукты на дом у меня лично не вышло ни разу, хотя некоторым из моих знакомых это на первых порах удавалось. Сайты самых крупных сервисов доставки вроде FreshDirect или Instacart регулярно обрушиваются; если они работают, товары в виртуальную корзину сложить можно, но выбрать время доставки уже не получится. В соцсетях люди жалуются, что не спят ночами в надежде найти свободный тайм-слот, но безуспешно. А тем счастливчикам, которым удаётся сделать заказ, часто привозят лишь треть от него, так как продукты заканчиваются.

Поэтому я иду в ближайший супермаркет и встаю в длинную очередь снаружи. В магазин теперь запускают по пять-десять человек; в очереди стоят, соблюдая дистанцию в два метра. Наконец, после часового ожидания захожу и я и, честно говоря, даже радуюсь тому, как просторно внутри: больше не нужно лавировать сквозь толпу. В овощной секции я замечаю двух мужчин, пожилого и помоложе, которые толкутся у салатов и что-то эмоционально обсуждают. Подхожу ближе и вижу, что они по фейстайму разговаривают с женщиной и через камеру показывают ей имеющиеся в наличии виды салатов. Видимо, у них не получается найти то, что нужно, и все трое расстраиваются. В конце концов мужчина постарше обращается ко мне:

— Вы не знаете, что из этого — кресс-салат?

Уже после супермаркета я подхожу к уличному лотку с овощами и фруктами, на котором часто можно найти то, чего нет в магазине. Раньше их было много по всему городу, но теперь они остались только в жилых районах, где ещё есть хоть какой-то пешеходный трафик. Грустный зеленщик говорит мне:

— Вот ежевику берите, отдаю две упаковки за четыре доллара.
Затем, философски:
— Кто знает, сколько это будет стоить завтра? И вообще — буду ли тут завтра я сам…

Над коробкой с папайей он прилепил нарисованную от руки табличку: «Папайя — лучшее средство от коронавируса». Подходит высокий седовласый джентльмен, читает табличку и начинает кричать:

— Так нельзя! Вы обманываете людей, которые будут думать, что они защищены от вируса, раз съели папайю!

16 000 000 безработных и свечная лавка

Я умею готовить, но того же нельзя сказать о большинстве ньюйоркцев. Они знамениты тем, что питаются в основном готовой едой. В принципе, в городе, где представлены все кухни мира, огромное количество очень вкусной дешёвой еды, доступной 24 часа в сутки, легко прожить, не умея даже пожарить яйцо. Многие, засев в карантине, заказывают доставку из ресторанов, лавочек и фастфудных забегаловок. Хотя в прессе и соцсетях вовсю обсуждают, во-первых, насколько это безопасно (что, если повар чихнул вам в бургер?), а во-вторых, насколько этично. Ведь курьеры рискуют своей жизнью, разъезжая по городу и встречаясь с множеством людей. В итоге намечается консенсус: доставка должна быть бесконтактной, то есть курьер кладёт пакет под дверь и уходит, а на чай нужно оставлять как можно больше.

Чаевые всегда были животрепещущей местной темой. В ресторанах — в ту эпоху, когда в них ещё ходили, — было принято давать на чай не меньше двадцати процентов от счёта. Приезжих это часто шокировало, и приходилось объяснять, что официантам в Нью-Йорке не платят зарплату, у них нет страховки, и работают они только за чаевые. Оставить на чай меньше, чем принято, — поступок, гнуснее которого трудно что-то представить, и ньюйоркцы шеймят тех, кто так делает. Знаменитый ресторатор Дэнни Майер упразднил чаевые в своей империи и гордится этим, так как хорошо платит всем сотрудникам без исключения. Одним из первых, ещё 13 марта, он объявил, что закрывает все девятнадцать ресторанов, чтобы не подвергать опасности персонал и покупателей, — когда узнал, что один из высокопоставленных клиентов, пообедавших в его ресторане The Modern, заболел коронавирусом. Компания Майера собирается ещё какое-то время платить зарплату сотрудникам, а также покроет медицинские издержки тем из них, у кого нет страховки. Но большинство закрывающихся нью-йоркских ресторанов не имеют возможности последовать его примеру и потому просто увольняют персонал.

60 процентов людей, потерявших работу в марте, — как раз из ресторанного сектора. Работать официантами чаще всего устраиваются те, кто приезжает в Нью-Йорк без денег и пытается как-то закрепиться, а также люди, у которых нет постоянного заработка, — актёры, танцоры, художники. Несмотря на то, что после 17 марта многие рестораны переориентировались на приготовление еды навынос, им пришлось сократить количество сотрудников до трёх-четырёх человек. Но даже они сейчас работают без прибыли, и эксперты вроде шефа Тома Коликио предполагают, что, когда пандемия окончится, 40–50 процентов ресторанов уже не смогут открыться.

У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок

За последние три недели за пособием по безработице в США обратились больше 16 миллионов человек. Эти цифры учитывают только тех, кому удалось это сделать, ведь ситуация с подачей заявлений такая же, как с сервисами по доставке продуктов. Люди часами дозваниваются на горячую линию, дозвонившись, часами ожидают ответа оператора, а затем их частенько сбрасывают. Сайты постоянно обваливаются, не справляясь с потоком посетителей. А ведь в Нью-Йорке огромное количество нелегальных иммигрантов, которые работают за наличные и в принципе не могут обратиться за поддержкой к государству. Но для тех, кто работал официально и потерял работу в текущий кризис, федеральное правительство установило щедрую надбавку — 600 долларов в неделю в течение трёх месяцев. Это надбавка к основному пособию, которое в штате Нью-Йорк может достигать 504 долларов в неделю.

Моя подруга, писатель и журналист Таня Замировская, до пандемии работала в парфюмерном бутике в Сохо, где торгуют свечами за 200 долларов и селективными ароматами. «Начиная с первых сообщений о страшном вирусе в Китае мы с коллегой начали шарахаться от китайских туристов, которых были, разумеется, толпы, — рассказывает она. — Они кашляли, сопливились и сморкались. Я ещё в феврале озаботилась тем, чтобы закупить для магазина санитайзеры, обеззараживающие салфетки, маски и перчатки. Коллега считал меня параноиком и посмеивался, но, возможно, благодаря этим моим усилиям мы с ним проработали добрую половину марта». Таня рассказывает, что ещё 13 марта её бутик работал на полную мощность, 14-го начальство решило сократить ей и её коллеге часы, а уже 16-го оказалось, что все магазины на их улице закрылись, и было решено закрыться тоже. Таню отправили в бессрочный отпуск: «Я по-прежнему официально трудоустроена, за мной даже сохранилась страховка (тьфу-тьфу-тьфу), но я не получаю зарплату — такие дела. С другой стороны, не надо забывать, что многим сейчас ещё хуже. Посмотрите на статистику: белые умирают в Нью-Йорке в два раза реже, чем чёрные и латины! Это связано не с расой, а с бедностью и доступностью определённых благ».

Рост домашнего насилия, нищеты и слухов

Доктор Аарон Миллер подтверждает: наиболее уязвимые группы людей в такие трудные времена, как сейчас, становятся ещё более уязвимыми. Он работает помощником вице-президента в штаб-квартире самой большой государственной больничной системы в США, куда входят одиннадцать госпиталей и семьдесят амбулаторных клиник. Именно он и его коллеги организовали горячую линию, на которую звонят ньюйоркцы со всеми вопросами по коронавирусу. Вместе с другими 800 докторами и медсёстрами доктор Миллер посменно отвечает на звонки, но основной его профиль — работа с подвергшимися насилию детьми. «К сожалению, за последний месяц резко возросло количество случаев домашнего насилия, — говорит он. — Это происходит во время любого катаклизма, как, например, в финансовый кризис 2008 года. Чем больше безработица, тем больше бьют детей. Причём зависимость такая: на каждый процент повышения количества безработных приходится целых пять процентов новых случаев жестокости по отношению к детям».

Финансовый стресс для многих оказывается невыносимым. Подавляющее большинство ньюйоркцев живут в съёмных квартирах, и мало у кого имеются деньги, чтобы оплатить хотя бы аренду за месяц. В городе набирает силу движение Rent Strike, призывающее не платить квартирным хозяевам. Выселения за неуплату на время карантина запрещены, а суды закрыты, поэтому чисто теоретически арендодатель ничего не сумеет сделать. Бруклинский домовладелец Марио Салерно, которому принадлежит 18 многоквартирных домов, простил всем своим съёмщикам квартплату за апрель — и, став героем, появился на страницах The New York Times. Из-за дороговизны жилья многие ньюйоркцы снимают лишь комнату и живут с руммейтами, благодаря чему возникают чисто нью-йоркские коллизии. В соцсетях и мессенджерах люди жалуются на соседей по квартире, которые не верят в коронавирус, водят к себе гостей и подвергают опасности не только себя, но и всех, кто живёт с ними в одном помещении. Другие же раньше практически не встречались с руммейтами из-за разницы в рабочих графиках, а теперь, когда все сидят дома, вдруг обнаружили, что им категорически не нравятся соседи, потому что те слушают отстойную музыку и вообще ведут себя как идиоты — этому посвящено множество тредов на Reddit.

Разумеется, местные жители подвержены в том числе и иррациональным страхам. Я слышала уже несколько городских легенд о том, будто больной повар специально кашлял на еду, чтобы заразить как можно больше клиентов, а также о работнике почты, который с той же целью плевал на посылки. Этот феномен фольклористы называют «нарративом о намеренном инфицировании»: появление подобных мифов во времена эпидемий упоминается в документах ещё с XVII века, и в США они были особенно распространены в эпоху СПИДа, в 80–90-х годах. В действительности тактику «плюнуть и заразить» используют не больные, а вовсе даже здоровые — выясняю я, заглянув в гугл. Скажем, житель Бруклина Барух Фелдхайм во время ареста за подпольную торговлю медицинскими масками кашлял на агентов ФБР, утверждая, что у него коронавирус. А федеральных агентов к нему прислали, потому что медицинскому персоналу в Нью-Йорке не хватает средств защиты, в связи с чем Эндрю Куомо и мэр города Билл Де Блазио призывают обычных людей не покупать маски, а шить из подручных средств.

Никто не знает, что нужно делать

Знаменитый поэт Бахыт Кенжеев живёт в Нью-Йорке одиннадцать лет. В связи с возрастом — ему 69 — он входит в группу риска и потому старается совсем не выходить из дома. «Я уже почти на ушах от скуки, — говорит он. — Ничего не пишу, потому что не пишется. Знаете это изречение — „когда говорят пушки, музы молчат“? Но абсолютного пессимизма я не испытываю, так как надеюсь, что когда-нибудь это всё закончится. Ведь в Китае же победили вирус». Бахыт удивляется тому, что в фейсбуке многие призывают не разводить панику: мол, ничего страшного не происходит. Как будто тысячи умерших — это не страшно. Мы обсуждаем тот факт, что до некоторых реальность происходящего доходит только в тот момент, когда ужасное случается с ними или с их близкими: «В 37-м году многие тоже очень хорошо и весело жили: ходили в кино, покупали колбасу». Потом Бахыт рассказывает, что слышал байку, которая повышает ему настроение, — о том, что старая прививка от туберкулёза, которую делали всем детям в СССР, защищает от коронавируса. Но это оказывается не совсем байкой: The New York Times на днях опубликовала статью, где говорится, что БЦЖ и правда каким-то образом влияет на иммунную систему так, что позволяет ей бороться с множеством инфекций.

Таня Замировская говорит, что ей тоже не очень-то пишется. «Раньше я переживала, что из-за дневной занятости у меня мало времени для работы над романом. Зато теперь у меня появилась куча времени, но оказалось, что в ситуации травмы заниматься творчеством очень трудно. Я прокрастинирую: вывешиваю котиков в инстаграм (я нашла на обочине в Бушвике бумажный фотоальбом с котиками), слушаю пластинки и звоню друзьям. Но за это время я стала лучшего мнения о людях. Все ужасно хорошие, все друг другу помогают и стараются быть сочувствующими и заботливыми. Мне кажется, это хорошее человечество, и оно в целом выживет. Наше нью-йоркское человечество мне ужасно жалко, у меня за город просто сердце разрывается, как за близкого друга».

Я ужинаю дома. Ровно в семь на улице раздаются аплодисменты, свист и улюлюканье — это по всему городу аплодируют врачам, спасающим жизни. Я тоже хлопаю, хотя меня наверняка никто не слышит. Днём мы говорили с моим другом, писателем Александром Стесиным, который работает онкологом-радиотерапевтом в одной из крупнейших больниц Нью-Йорка. Саша рассказал, что большую часть их госпиталя переоборудовали под приём больных коронавирусом и, помимо них, лечат только нуждающихся в срочной медицинской помощи. Разумеется, рак — это тоже вопрос жизни и смерти, и Саша принимает своих пациентов, облачившись в защитное обмундирование и стараясь ни к чему не прикасаться. «Мне это немного напоминает мой опыт работы в Африке, — говорит он. — Когда приходилось следить, чтобы ни капли сырой воды не попало в рот. Закрывать его, принимая душ, пить только кипяченую воду из чистой посуды и так далее». С теми пациентами, которых можно консультировать удалённо, Саша общается через Microsoft Teams. «Огромную часть времени я сейчас провожу на совещаниях. Возникает много сложных вопросов, которые приходится решать сообща. Например, часто у раковых больных подавленный иммунитет. Что с ними делать? Лечить их и, следовательно, подвергать риску заразиться коронавирусом, когда они приходят в больницу?» Кроме того, указания из Центра по контролю и профилактике заболеваний США меняются, по его словам, по десять раз на дню: «То нужно носить маски, то не нужно. То нельзя их использовать больше одного раза, то можно. Я пользуюсь пластиковым щитом для лица, который кто-то распечатал на 3D-принтере и прислал нам. Сейчас мы довольно сильно зависим от таких частных пожертвований».

Вечером у меня встреча с друзьями по скайпу. На время карантина все переехали в скайп или зум: устраивают там вечеринки с караоке, семейные обеды, даже играют в шарады большими компаниями. Многие говорят, что стали гораздо чаще, чем раньше, общаться с друзьями и родственниками. Мы выпиваем, чокаясь через экран. Катя Остин работала дизайнером на съёмках сериала «Succession», а её бойфренд Стив Браун — в арт-департаменте проекта Raising Kanan. В середине марта их тоже отправили в неоплачиваемый отпуск: все продакшены в Нью-Йорке заморожены на неопределённое время. Ходят слухи, что съёмки, возможно, возобновятся в июле. В киноиндустрии, говорят Катя и Стив, дистанцироваться невозможно, все очень тесно взаимодействуют друг с другом, поэтому на работу их вызовут, скорее всего, когда опасность точно минует.

Тем временем становится ясно, что карантинные меры дают результат. Смертей по-прежнему много, и властям Нью-Йорка из-за нехватки места в моргах пришлось устроить массовое захоронение на острове Харт, недалеко от Бронкса. Однако количество новых госпитализаций сократилось, и доктор Аарон Миллер говорит, что он и его коллеги испытывают «сдержанный оптимизм». На днях Университет Вашингтона опубликовал новую компьютерную модель развития пандемии в США, включив в неё последние данные. Согласно ей, пик заболеваемости в Нью-Йорке придётся на 16 апреля, а общее число жертв окажется значительно меньше, чем предсказывали раньше.

На следующий день я совершаю вылазку в парк поздним вечером, чтобы не создавать толпу; кроме редких собаководов с питомцами, там никого нет. На берегу заводи копошится нутрия и громко что-то грызёт. Также я встречаю двух енотов, один из которых тащит из помойки пакет с едой. На земле у бейсбольной площадки вижу импровизированный мемориал: фотографии двух мальчишек в окружении цветов и свечей. 13 марта, когда власти уже просили людей не собираться группами, пятеро подростков веселились на берегу Гудзона. Двое из них решили искупаться, проигнорировав знаки, предупреждающие о сильном течении и опасных водоворотах. Ловлю себя на мысли, что в какой-то степени могу их понять: река совсем не выглядит опасной — всё то ужасное, что она таит, скрыто от человеческих глаз. Как и вирус, которого многие не боятся, потому что не могут его увидеть. Тела двух пропавших подростков не найдены до сих пор; под их снимками на листке написано маркером: «Пожалуйста, вернитесь! Мы ждём и верим». Подходя к подъезду, я вижу Шемуэла, который метёт улицу. Он приподнимает руку в знак приветствия.

увидел фразу "свежие братские могилы" - провел хуем по губам автору статьи. спасибо.

-Цитата от Zero Pilgrim

-Цитата от Marcus NSK

Письмо из Нью-Йорка вам, посоны

Показать скрытый текст

https://batenka.ru/protection/letter-from-new-york/

В штате Нью-Йорк больше заболевших коронавирусом, чем в любой стране мира, — уже более 190 тысяч человек. В Нью-Йорке каждый день роют свежие братские могилы, закрыты все предприятия, дети не ходят в школы, в Центральном парке развернули палаточный госпиталь, церковные службы проводят в интернете. Безработица и нищета растут взрывными темпами, продукты невозможно купить, в переполненные больницы принимают только тяжёлых пациентов, а местные пытаются осознать, что вирус убил людей в два раза больше, чем теракт 11 сентября, и это не конец. Нью-йоркский связной самиздата Светлана Сачкова рассказывает, как главный город Америки пытается не сойти с ума.

— Привет! Как дела? — издалека кричит Шемуэл, завидев меня, — и остаётся на месте. Шемуэл работает уборщиком в нашем многоквартирном доме. Судя по всему, он совершенно одинок, поэтому непрерывно трудится: даже если вернуться домой в два часа ночи, можно увидеть, как он метёт тротуар или моет полы. Так что наш дом в очень небогатом районе идеально чист: ни плевка, ни бумажки. Шемуэл крайне дружелюбен и всегда бросается навстречу, чтобы поболтать. Правда, с некоторых пор я стала его избегать, так как он взялся меня обнимать, целовать куда-нибудь в лоб или в ухо и называть «бейби», а сказать о том, что мне это не нравится, я боялась: вдруг обижу? Скорее всего, он ничего плохого в виду не имел, но мне-то всё равно было некомфортно. И вот, когда пришла пандемия, я вздохнула с облегчением: теперь Шемуэл сам держит дистанцию. Только он уже не такой весёлый, как раньше.

Первый человек, заражённый коронавирусом, прилетел в США из Уханя 15 января и приземлился в штате Вашингтон — там и произошла первая вспышка заболевания. Первый подтверждённый случай в Нью-Йорке был зарегистрирован 1 марта у женщины, прибывшей из Ирана. За очень короткое время Нью-Йорк превратился в эпицентр пандемии, и это закономерно: этот город — крупнейший всемирный хаб, куда едут люди со всех концов света. Тут уже более 100 тысяч заболевших и почти семь тысяч смертей.

Но ещё до того, как это случилось, опустел Чайна-таун. Обычно там всегда была толчея: туристы покупали поддельные брендовые сумки и часы, а местные захаживали поесть лапши и вонтонов в дешёвых забегаловках, купить свежей рыбы, а также сходить на иглоукалывание или массаж. Затем по всему городу обезлюдели маникюрные салоны, которые традиционно держат азиаты; проходя мимо, можно было увидеть зал, где без дела с грустными лицами сидели мастера. Азиаты первыми из жителей города начали надевать маски, но это порой служило триггером для агрессивно настроенных граждан: одну женщину побили на станции метро Grand Street, а мужчину в Квинсе ударили по голове на автобусной остановке, несмотря на то, что он был с ребёнком.

Но вообще-то всё начиналось как везде: большинство людей не верили в то, что коронавирус — это серьёзно. В начале марта на редких прохожих в масках косились, хотя ньюйоркцы гордятся своей способностью ничему не удивляться: по улице можно пройтись в сколь угодно экстравагантном виде или голым, а никто и бровью не поведёт. Затем, как везде, случилась паника: с полок магазинов в считанные часы смели спирт, маски, туалетную бумагу и макароны. А уже 12 марта, меньше чем через две недели после первого зарегистрированного случая, начался шатдаун: Бродвейские театры, филармония и Метрополитен-опера объявили, что закрываются на месяц. Пять дней спустя закрылись школы, кинотеатры и спортзалы. Ресторанам и барам оставили только возможность готовить еду навынос. Чтобы они не разорились, Управление по спиртным напиткам штата Нью-Йорк пошло на беспрецедентные меры, разрешив этим бизнесам также продавать навынос алкоголь.

Манхэттен превратился в госпиталь, город опустел

В Центральном парке развёрнут полевой госпиталь: он возведён на деньги гуманитарной христианской организации Samaritan’s Purse и состоит из четырнадцати палаток, в которых помещается 68 коек и десять аппаратов ИВЛ. 28 марта к парку подъехали грузовики с оборудованием, а уже 1 апреля госпиталь при участии волонтёров был построен и принял первых пациентов. Конгресс-центр Джавица в Мидтауне, где обычно проводят комик-кон и автосалон, превращён в больницу с тысячами коек. Военный корабль-госпиталь на тысячу мест с подходящим именем Comfort пришвартован у пирса 90, недалеко от знаменитого авианосца Intrepid. Он огромен и невероятно красив — ярко-белый, с алыми крестами; когда он шёл по Гудзону, приближаясь к месту назначения, на берегу собирались толпы, чтобы заснять его и выложить фото в соцсети. Со всей Америки в Нью-Йорк съехались ухаживать за больными врачи и медсёстры. Тем не менее рук не хватает. 3 апреля всем жителям города пришло оповещение на телефон: всех, кто имеет хоть какой-нибудь медицинский опыт, призывали на помощь. Скорые по улицам проносятся так же часто, как после падения башен-близнецов, — так говорят те, кто живёт в Нью-Йорке давно.

То, что происходит сейчас, часто сравнивают с 11 сентября 2001-го: теракт стал для города колоссальной травмой, которая до сих пор не забыта. В начале апреля в заголовках статей появилась фраза: «Количество смертей от COVID-19 превысило число погибших 11 сентября». Но, возможно, даже большее впечатление на ньюйоркцев произвело не это. Их город, который столько раз до основания разрушали в блокбастерах, вдруг стал совершенно безлюдным в реальности. Фотографии абсолютно пустых, как в постапокалиптическом ужастике, Таймс-сквер, Гринвич-Виллидж и Уолл-стрит заполнили интернет. Раньше мегаполис бурлил круглые сутки и этим заработал официальное прозвище — «Город, который никогда не спит». Ещё совсем недавно здесь каждый испытывал ощущение, что находится в самой гуще событий: для этого стоило только выйти на улицу и увидеть, как все куда-то бегут. Для ньюйоркцев это всегда было частью их идентичности. И вот на этом месте — зияющая дыра.

Писатель Артур Нерсесян, автор культового романа «The Fuck-Up», родился и вырос в Нью-Йорке, как и его отец. «Я чего только не повидал, — говорит Артур. — Бунты, забастовки транспортных рабочих, ураганы. В июле 1977 года произошли знаменитые беспорядки, когда в городе несколько дней не было электричества: мой отец умер, потому что страдал боковым амиотрофическим склерозом и дышал через аппарат ИВЛ, который работал от электросети. Это было очень непростое время, но в каком-то смысле сейчас хуже, потому что тогда всё быстро закончилось, а когда закончится карантин, мы не знаем». Артур говорит, что происходящее напоминает ему многочисленные фильмы о нашествиях зомби на Манхэттен. Только сейчас зомби не очень-то его пугают: в отличие от вируса, их хотя бы видно невооружённым глазом. «В июле у меня выходит роман, действие которого происходит в Нью-Йорке в 1980 году, и среди прочих событий я описываю эпидемию, которую выдумал. Я уже предвижу, как меня будут упрекать в том, что я подсуетился и решил быстренько нажиться на коронавирусе. Но я понятия не имел о том, что эпидемия может случиться в наше время, что это в принципе возможно!»

Каково переболеть коронавирусом в Нью-Йорке

О том, каково это — переболеть коронавирусом и побывать в больнице, я знаю из первых рук. У меня есть друг, музыкант Дмитрий Мироненко, который к моменту нашего разговора успел полностью выздороветь. Ему 34 года. Дима рассказывает: «Я заболел 11 марта, когда всё ещё только начиналось. Накануне я, как и большинство людей, занимался своими делами, не думая о том, что мне что-то угрожает: потренировался в спортзале на групповом занятии, сходил в бассейн и сауну. На следующее утро у меня была температура 39». Он говорит, что сбивал её таблетками, но она снова поднималась — и так много дней подряд. Тогда он стал советоваться с друзьями, которые рекомендовали ему народные способы борьбы с лихорадкой, и в один из вечеров начал делать компрессы из уксуса, так как был готов уже на что угодно. «Наутро у меня были ожоги на лбу. Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха. После всех этих манипуляций температура у меня подскочила до 40,3, и мне стало так плохо, что я испугался. В одиннадцать вечера 21 марта я сел в такси и поехал в больницу „Линкольн“ в Бронксе. Как я себе это представлял? Думал, что уже через пять минут буду лежать в удобной кровати на мягких простынях».

На самом деле после заполнения бумаг его направили в комнату под названием Emergency Room. По словам Димы, она похожа на зал ожидания: огромное помещение, посреди которого стоит что-то вроде кассы — там находятся врачи и медсёстры. Пациентов кладут на неудобные каталки, и они лежат, ожидая госпитализации. «Я провёл в этом помещении 26 часов, — рассказывает он. — Ходил в общий туалет, где страшная антисанитария; меня кормили холодной больничной едой, которая в двести раз хуже самолётной. Зато взяли анализы, сделали рентген — врач подкатился ко мне прямо с аппаратом». Но даже после того как у Димы нашли двустороннюю пневмонию, его пытались отправить домой, утверждая, что это не коронавирус. Он совершенно не в обиде на докторов: прекрасно понимает, как трудно им работать. В ER, кроме пациентов, которым действительно требуется медицинская помощь, приходят люди с психическими отклонениями или без определённого места жительства — чтобы погреться или поесть, и выгнать их нельзя. «Домой меня всё-таки не отправили. Наверное, потому, что из-за обезвоженности у меня сильно упало давление. Мне поставили несколько капельниц с физраствором, а в час ночи следующего дня перевезли, наконец, в палату. Наутро я почувствовал себя лучше, и днём меня выписали, дав антибиотики и указание пить больше воды. Ещё дней десять я лечился дома и приходил в себя. Думаю, что сейчас меня и на порог больницы не пустили бы. Таких, как я, „здоровеньких“, больше не принимают, берут только тех, кто задыхается. Тем не менее у меня есть ощущение, что врачи меня спасли».

Но люди продолжают отдыхать в парках

Я уже месяц сижу дома, лишь изредка выхожу за продуктами или на прогулку. Прогулки на воздухе у нас пока не запретили, и, поговорив с Димой (разумеется, по телефону), я направляюсь в парк по соседству. Уже почти лето: цветут деревья, тюльпаны и нарциссы, и в парке полно народу. Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет. Громко щебечут птицы — ярко-красные кардиналы, голубые сойки и скворцы; скачут белки — серые, рыжие и чёрные. Большинство из них довольно упитанные, потому что вокруг много дубов, земля усыпана желудями, к тому же белок ещё и подкармливают. Девушка с яркой коробкой в руках отламывает кусок торта с глазурью и бросает рыжей белке. Та застывает в недоумении, а девушка хохочет и обращается к подруге: «Она такая на меня смотрит: «Чё ты мне даёшь, вообще?!“»

Под роскошной розовой сакурой стоит целая толпа и снимает её на телефоны, не соблюдая дистанцию. Большая группа из взрослых и детей разных возрастов (вряд ли все они живут вместе) фотографируется на лужайке со щенком золотистого ретривера. Он как раз размером с девочку, которая лежит на траве с ним в обнимку. Вокруг множество собак и собаководов: ньюйоркцы обожают своих питомцев. Моя знакомая как-то сказала, что они любят их больше, чем многие — своих детей.

Если бы часть людей не была в масках, казалось бы, что никакой пандемии и вовсе нет

При этом собачьи площадки закрыты, спортивные тоже. Штраф за несоблюдение правил социального дистанцирования 7 апреля подняли до тысячи долларов. Несмотря на настойчивые призывы властей не встречаться с теми, кто не живёт с вами в одной квартире, и соблюдать двухметровую дистанцию, многие ньюйоркцы продолжают жить как прежде. «Сейчас не время играть во фрисби с друзьями в парке, — возмущается губернатор штата Эндрю Куомо. — Если вы заразитесь, или заразите кого-то ещё, или поедете в больницу, вы усложните жизнь многих незнакомых вам людей. И, честно говоря, у вас нет права обременять других вашей безответственностью». Всего за пару недель Куомо успел стать настоящим героем благодаря своим ежедневным пресс-брифингам, посвящённым борьбе с вирусом. На фоне Трампа, который продолжает раздавать абсурдные медицинские советы, Куомо показал себя умным и неравнодушным человеком. Теперь ньюйоркцы хотят, чтобы он баллотировался в президенты. Нью-Йорк — либеральный штат, который традиционно голосует за демократов. Здесь уважают права человека и потому не запрещают покидать границы города или штата, надеясь на то, что каждый сам сделает правильный выбор. Куомо даже пригрозил судом губернатору Коннектикута, когда тот заявил, что машины с нью-йоркскими номерами будут останавливать, чтобы допросить водителя и пассажиров.

Продукты немыслимо сложно купить

В районе, где я живу, очень большой процент заражённых COVID-19 — это я вижу на специальной карте, где выделены участки с разными почтовыми индексами. На ней же видно, что 61,6% населения здесь — non-white, небелые. Та же корреляция прослеживается и в других районах: чем больше процент небелого населения, тем больше заражённых. Разумеется, это замечаю не только я, и в Сети уже давно появились расистские предположения о том, что кое-какие группы с кое-каким цветом кожи не очень-то знакомы с правилами гигиены. Но затем журналистам пришло в голову посмотреть статистику занятости, и выяснилось, что у большей части жителей этих районов просто нет возможности сидеть дома: они работают курьерами, продавцами и грузчиками.

В моём районе много доминиканцев и пуэрториканцев. В обычной жизни они очень общительны: знают всех соседей, в любое время года и дня болтают и слушают музыку на улице, которая для них — как задний двор в собственном доме. Точками притяжения в таких районах, как наш, становятся бодеги и дели. Оба эти названия на нью-йоркском сленге означают примерно одно и то же — «магазинчик на углу», хотя жители города могут до хрипоты спорить о том, чем они отличаются. Бодега или дели по соседству — главное место силы, которое осваивает переезжающий в новый район. Продавец или хозяин быстро начинает узнавать тебя в лицо и запоминает, что ты любишь в сэндвиче побольше маринованных огурцов, искренне интересуется здоровьем твоих родных и делится сплетнями. В бодеге на первом этаже моего дома ещё до недавнего времени ежевечерне включали латиноамериканские песни; посетители сидели часами, пили пиво и подпевали в голос. По утрам меня будил запах жареного мяса со специями, так как с пяти утра там начинали готовить. Уже к полудню выстраивалась очередь за тушёной козлятиной и пюре из плантанов. И вот всего этого нет: бодега ещё открыта, но почти нет посетителей, и еду перестали готовить. Скорее всего, многие из подобных семейных бизнесов не сумеют пережить пандемию.

Дольше всех делал вид, что никакой пандемии нет, сигарный магазин рядом с бодегой. Раньше там, плотно упаковавшись в крошечное помещение, днём и ночью сидели мужчины, пыхали сигарами, громко разговаривали, слушали музыку и смотрели футбол. Даже в первую неделю апреля мужчины с сигарами тем же составом продолжали сидеть среди клубов дыма. Но магазин всё же пришлось закрыть, и сигарные фанаты переместились к лавкам на тротуаре. У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок. Однако и оттуда их два дня спустя вежливо прогнала полиция, обратившись к ним через рупор на испанском языке. Сальсы, которая раньше доносилась ко мне в квартиру через окно, больше не слышно.

Тем временем добыча пропитания превратилась в нетривиальную задачу. Заказать продукты на дом у меня лично не вышло ни разу, хотя некоторым из моих знакомых это на первых порах удавалось. Сайты самых крупных сервисов доставки вроде FreshDirect или Instacart регулярно обрушиваются; если они работают, товары в виртуальную корзину сложить можно, но выбрать время доставки уже не получится. В соцсетях люди жалуются, что не спят ночами в надежде найти свободный тайм-слот, но безуспешно. А тем счастливчикам, которым удаётся сделать заказ, часто привозят лишь треть от него, так как продукты заканчиваются.

Поэтому я иду в ближайший супермаркет и встаю в длинную очередь снаружи. В магазин теперь запускают по пять-десять человек; в очереди стоят, соблюдая дистанцию в два метра. Наконец, после часового ожидания захожу и я и, честно говоря, даже радуюсь тому, как просторно внутри: больше не нужно лавировать сквозь толпу. В овощной секции я замечаю двух мужчин, пожилого и помоложе, которые толкутся у салатов и что-то эмоционально обсуждают. Подхожу ближе и вижу, что они по фейстайму разговаривают с женщиной и через камеру показывают ей имеющиеся в наличии виды салатов. Видимо, у них не получается найти то, что нужно, и все трое расстраиваются. В конце концов мужчина постарше обращается ко мне:

— Вы не знаете, что из этого — кресс-салат?

Уже после супермаркета я подхожу к уличному лотку с овощами и фруктами, на котором часто можно найти то, чего нет в магазине. Раньше их было много по всему городу, но теперь они остались только в жилых районах, где ещё есть хоть какой-то пешеходный трафик. Грустный зеленщик говорит мне:

— Вот ежевику берите, отдаю две упаковки за четыре доллара.
Затем, философски:
— Кто знает, сколько это будет стоить завтра? И вообще — буду ли тут завтра я сам…

Над коробкой с папайей он прилепил нарисованную от руки табличку: «Папайя — лучшее средство от коронавируса». Подходит высокий седовласый джентльмен, читает табличку и начинает кричать:

— Так нельзя! Вы обманываете людей, которые будут думать, что они защищены от вируса, раз съели папайю!

16 000 000 безработных и свечная лавка

Я умею готовить, но того же нельзя сказать о большинстве ньюйоркцев. Они знамениты тем, что питаются в основном готовой едой. В принципе, в городе, где представлены все кухни мира, огромное количество очень вкусной дешёвой еды, доступной 24 часа в сутки, легко прожить, не умея даже пожарить яйцо. Многие, засев в карантине, заказывают доставку из ресторанов, лавочек и фастфудных забегаловок. Хотя в прессе и соцсетях вовсю обсуждают, во-первых, насколько это безопасно (что, если повар чихнул вам в бургер?), а во-вторых, насколько этично. Ведь курьеры рискуют своей жизнью, разъезжая по городу и встречаясь с множеством людей. В итоге намечается консенсус: доставка должна быть бесконтактной, то есть курьер кладёт пакет под дверь и уходит, а на чай нужно оставлять как можно больше.

Чаевые всегда были животрепещущей местной темой. В ресторанах — в ту эпоху, когда в них ещё ходили, — было принято давать на чай не меньше двадцати процентов от счёта. Приезжих это часто шокировало, и приходилось объяснять, что официантам в Нью-Йорке не платят зарплату, у них нет страховки, и работают они только за чаевые. Оставить на чай меньше, чем принято, — поступок, гнуснее которого трудно что-то представить, и ньюйоркцы шеймят тех, кто так делает. Знаменитый ресторатор Дэнни Майер упразднил чаевые в своей империи и гордится этим, так как хорошо платит всем сотрудникам без исключения. Одним из первых, ещё 13 марта, он объявил, что закрывает все девятнадцать ресторанов, чтобы не подвергать опасности персонал и покупателей, — когда узнал, что один из высокопоставленных клиентов, пообедавших в его ресторане The Modern, заболел коронавирусом. Компания Майера собирается ещё какое-то время платить зарплату сотрудникам, а также покроет медицинские издержки тем из них, у кого нет страховки. Но большинство закрывающихся нью-йоркских ресторанов не имеют возможности последовать его примеру и потому просто увольняют персонал.

60 процентов людей, потерявших работу в марте, — как раз из ресторанного сектора. Работать официантами чаще всего устраиваются те, кто приезжает в Нью-Йорк без денег и пытается как-то закрепиться, а также люди, у которых нет постоянного заработка, — актёры, танцоры, художники. Несмотря на то, что после 17 марта многие рестораны переориентировались на приготовление еды навынос, им пришлось сократить количество сотрудников до трёх-четырёх человек. Но даже они сейчас работают без прибыли, и эксперты вроде шефа Тома Коликио предполагают, что, когда пандемия окончится, 40–50 процентов ресторанов уже не смогут открыться.

У некоторых даже появились медицинские маски, надетые на нью-йоркский манер — на подбородок

За последние три недели за пособием по безработице в США обратились больше 16 миллионов человек. Эти цифры учитывают только тех, кому удалось это сделать, ведь ситуация с подачей заявлений такая же, как с сервисами по доставке продуктов. Люди часами дозваниваются на горячую линию, дозвонившись, часами ожидают ответа оператора, а затем их частенько сбрасывают. Сайты постоянно обваливаются, не справляясь с потоком посетителей. А ведь в Нью-Йорке огромное количество нелегальных иммигрантов, которые работают за наличные и в принципе не могут обратиться за поддержкой к государству. Но для тех, кто работал официально и потерял работу в текущий кризис, федеральное правительство установило щедрую надбавку — 600 долларов в неделю в течение трёх месяцев. Это надбавка к основному пособию, которое в штате Нью-Йорк может достигать 504 долларов в неделю.

Моя подруга, писатель и журналист Таня Замировская, до пандемии работала в парфюмерном бутике в Сохо, где торгуют свечами за 200 долларов и селективными ароматами. «Начиная с первых сообщений о страшном вирусе в Китае мы с коллегой начали шарахаться от китайских туристов, которых были, разумеется, толпы, — рассказывает она. — Они кашляли, сопливились и сморкались. Я ещё в феврале озаботилась тем, чтобы закупить для магазина санитайзеры, обеззараживающие салфетки, маски и перчатки. Коллега считал меня параноиком и посмеивался, но, возможно, благодаря этим моим усилиям мы с ним проработали добрую половину марта». Таня рассказывает, что ещё 13 марта её бутик работал на полную мощность, 14-го начальство решило сократить ей и её коллеге часы, а уже 16-го оказалось, что все магазины на их улице закрылись, и было решено закрыться тоже. Таню отправили в бессрочный отпуск: «Я по-прежнему официально трудоустроена, за мной даже сохранилась страховка (тьфу-тьфу-тьфу), но я не получаю зарплату — такие дела. С другой стороны, не надо забывать, что многим сейчас ещё хуже. Посмотрите на статистику: белые умирают в Нью-Йорке в два раза реже, чем чёрные и латины! Это связано не с расой, а с бедностью и доступностью определённых благ».

Рост домашнего насилия, нищеты и слухов

Доктор Аарон Миллер подтверждает: наиболее уязвимые группы людей в такие трудные времена, как сейчас, становятся ещё более уязвимыми. Он работает помощником вице-президента в штаб-квартире самой большой государственной больничной системы в США, куда входят одиннадцать госпиталей и семьдесят амбулаторных клиник. Именно он и его коллеги организовали горячую линию, на которую звонят ньюйоркцы со всеми вопросами по коронавирусу. Вместе с другими 800 докторами и медсёстрами доктор Миллер посменно отвечает на звонки, но основной его профиль — работа с подвергшимися насилию детьми. «К сожалению, за последний месяц резко возросло количество случаев домашнего насилия, — говорит он. — Это происходит во время любого катаклизма, как, например, в финансовый кризис 2008 года. Чем больше безработица, тем больше бьют детей. Причём зависимость такая: на каждый процент повышения количества безработных приходится целых пять процентов новых случаев жестокости по отношению к детям».

Финансовый стресс для многих оказывается невыносимым. Подавляющее большинство ньюйоркцев живут в съёмных квартирах, и мало у кого имеются деньги, чтобы оплатить хотя бы аренду за месяц. В городе набирает силу движение Rent Strike, призывающее не платить квартирным хозяевам. Выселения за неуплату на время карантина запрещены, а суды закрыты, поэтому чисто теоретически арендодатель ничего не сумеет сделать. Бруклинский домовладелец Марио Салерно, которому принадлежит 18 многоквартирных домов, простил всем своим съёмщикам квартплату за апрель — и, став героем, появился на страницах The New York Times. Из-за дороговизны жилья многие ньюйоркцы снимают лишь комнату и живут с руммейтами, благодаря чему возникают чисто нью-йоркские коллизии. В соцсетях и мессенджерах люди жалуются на соседей по квартире, которые не верят в коронавирус, водят к себе гостей и подвергают опасности не только себя, но и всех, кто живёт с ними в одном помещении. Другие же раньше практически не встречались с руммейтами из-за разницы в рабочих графиках, а теперь, когда все сидят дома, вдруг обнаружили, что им категорически не нравятся соседи, потому что те слушают отстойную музыку и вообще ведут себя как идиоты — этому посвящено множество тредов на Reddit.

Разумеется, местные жители подвержены в том числе и иррациональным страхам. Я слышала уже несколько городских легенд о том, будто больной повар специально кашлял на еду, чтобы заразить как можно больше клиентов, а также о работнике почты, который с той же целью плевал на посылки. Этот феномен фольклористы называют «нарративом о намеренном инфицировании»: появление подобных мифов во времена эпидемий упоминается в документах ещё с XVII века, и в США они были особенно распространены в эпоху СПИДа, в 80–90-х годах. В действительности тактику «плюнуть и заразить» используют не больные, а вовсе даже здоровые — выясняю я, заглянув в гугл. Скажем, житель Бруклина Барух Фелдхайм во время ареста за подпольную торговлю медицинскими масками кашлял на агентов ФБР, утверждая, что у него коронавирус. А федеральных агентов к нему прислали, потому что медицинскому персоналу в Нью-Йорке не хватает средств защиты, в связи с чем Эндрю Куомо и мэр города Билл Де Блазио призывают обычных людей не покупать маски, а шить из подручных средств.

Никто не знает, что нужно делать

Знаменитый поэт Бахыт Кенжеев живёт в Нью-Йорке одиннадцать лет. В связи с возрастом — ему 69 — он входит в группу риска и потому старается совсем не выходить из дома. «Я уже почти на ушах от скуки, — говорит он. — Ничего не пишу, потому что не пишется. Знаете это изречение — „когда говорят пушки, музы молчат“? Но абсолютного пессимизма я не испытываю, так как надеюсь, что когда-нибудь это всё закончится. Ведь в Китае же победили вирус». Бахыт удивляется тому, что в фейсбуке многие призывают не разводить панику: мол, ничего страшного не происходит. Как будто тысячи умерших — это не страшно. Мы обсуждаем тот факт, что до некоторых реальность происходящего доходит только в тот момент, когда ужасное случается с ними или с их близкими: «В 37-м году многие тоже очень хорошо и весело жили: ходили в кино, покупали колбасу». Потом Бахыт рассказывает, что слышал байку, которая повышает ему настроение, — о том, что старая прививка от туберкулёза, которую делали всем детям в СССР, защищает от коронавируса. Но это оказывается не совсем байкой: The New York Times на днях опубликовала статью, где говорится, что БЦЖ и правда каким-то образом влияет на иммунную систему так, что позволяет ей бороться с множеством инфекций.

Таня Замировская говорит, что ей тоже не очень-то пишется. «Раньше я переживала, что из-за дневной занятости у меня мало времени для работы над романом. Зато теперь у меня появилась куча времени, но оказалось, что в ситуации травмы заниматься творчеством очень трудно. Я прокрастинирую: вывешиваю котиков в инстаграм (я нашла на обочине в Бушвике бумажный фотоальбом с котиками), слушаю пластинки и звоню друзьям. Но за это время я стала лучшего мнения о людях. Все ужасно хорошие, все друг другу помогают и стараются быть сочувствующими и заботливыми. Мне кажется, это хорошее человечество, и оно в целом выживет. Наше нью-йоркское человечество мне ужасно жалко, у меня за город просто сердце разрывается, как за близкого друга».

Я ужинаю дома. Ровно в семь на улице раздаются аплодисменты, свист и улюлюканье — это по всему городу аплодируют врачам, спасающим жизни. Я тоже хлопаю, хотя меня наверняка никто не слышит. Днём мы говорили с моим другом, писателем Александром Стесиным, который работает онкологом-радиотерапевтом в одной из крупнейших больниц Нью-Йорка. Саша рассказал, что большую часть их госпиталя переоборудовали под приём больных коронавирусом и, помимо них, лечат только нуждающихся в срочной медицинской помощи. Разумеется, рак — это тоже вопрос жизни и смерти, и Саша принимает своих пациентов, облачившись в защитное обмундирование и стараясь ни к чему не прикасаться. «Мне это немного напоминает мой опыт работы в Африке, — говорит он. — Когда приходилось следить, чтобы ни капли сырой воды не попало в рот. Закрывать его, принимая душ, пить только кипяченую воду из чистой посуды и так далее». С теми пациентами, которых можно консультировать удалённо, Саша общается через Microsoft Teams. «Огромную часть времени я сейчас провожу на совещаниях. Возникает много сложных вопросов, которые приходится решать сообща. Например, часто у раковых больных подавленный иммунитет. Что с ними делать? Лечить их и, следовательно, подвергать риску заразиться коронавирусом, когда они приходят в больницу?» Кроме того, указания из Центра по контролю и профилактике заболеваний США меняются, по его словам, по десять раз на дню: «То нужно носить маски, то не нужно. То нельзя их использовать больше одного раза, то можно. Я пользуюсь пластиковым щитом для лица, который кто-то распечатал на 3D-принтере и прислал нам. Сейчас мы довольно сильно зависим от таких частных пожертвований».

Вечером у меня встреча с друзьями по скайпу. На время карантина все переехали в скайп или зум: устраивают там вечеринки с караоке, семейные обеды, даже играют в шарады большими компаниями. Многие говорят, что стали гораздо чаще, чем раньше, общаться с друзьями и родственниками. Мы выпиваем, чокаясь через экран. Катя Остин работала дизайнером на съёмках сериала «Succession», а её бойфренд Стив Браун — в арт-департаменте проекта Raising Kanan. В середине марта их тоже отправили в неоплачиваемый отпуск: все продакшены в Нью-Йорке заморожены на неопределённое время. Ходят слухи, что съёмки, возможно, возобновятся в июле. В киноиндустрии, говорят Катя и Стив, дистанцироваться невозможно, все очень тесно взаимодействуют друг с другом, поэтому на работу их вызовут, скорее всего, когда опасность точно минует.

Тем временем становится ясно, что карантинные меры дают результат. Смертей по-прежнему много, и властям Нью-Йорка из-за нехватки места в моргах пришлось устроить массовое захоронение на острове Харт, недалеко от Бронкса. Однако количество новых госпитализаций сократилось, и доктор Аарон Миллер говорит, что он и его коллеги испытывают «сдержанный оптимизм». На днях Университет Вашингтона опубликовал новую компьютерную модель развития пандемии в США, включив в неё последние данные. Согласно ей, пик заболеваемости в Нью-Йорке придётся на 16 апреля, а общее число жертв окажется значительно меньше, чем предсказывали раньше.

На следующий день я совершаю вылазку в парк поздним вечером, чтобы не создавать толпу; кроме редких собаководов с питомцами, там никого нет. На берегу заводи копошится нутрия и громко что-то грызёт. Также я встречаю двух енотов, один из которых тащит из помойки пакет с едой. На земле у бейсбольной площадки вижу импровизированный мемориал: фотографии двух мальчишек в окружении цветов и свечей. 13 марта, когда власти уже просили людей не собираться группами, пятеро подростков веселились на берегу Гудзона. Двое из них решили искупаться, проигнорировав знаки, предупреждающие о сильном течении и опасных водоворотах. Ловлю себя на мысли, что в какой-то степени могу их понять: река совсем не выглядит опасной — всё то ужасное, что она таит, скрыто от человеческих глаз. Как и вирус, которого многие не боятся, потому что не могут его увидеть. Тела двух пропавших подростков не найдены до сих пор; под их снимками на листке написано маркером: «Пожалуйста, вернитесь! Мы ждём и верим». Подходя к подъезду, я вижу Шемуэла, который метёт улицу. Он приподнимает руку в знак приветствия.

увидел фразу "свежие братские могилы" - провел хуем по губам автору статьи. спасибо.

Не всё так однозначно (с)

-Цитата от старичек Ремарк

пару дней назад чувствовал время от времени боль в груди(мб лёгкие), головокружение дикое, слабость, озноб. но температуры не было... пару дней поворотило и прошло (это не похмел и не отхода))...щас в норме. хз что это было.

В легких нет болевых рецепторов

еще один тупица

-Цитата от рorkagvinес

знакомый моего знакомого астматик пьет и курит при заражение мой случай попадет в задачник биологии и увековечит себя?

кстати, корона как раз таки не любит курильщиков. у них из-за постоянного раздражения альвеолы выделяют секрет, который убивает всякую хуйню. от этого же кашель и мокрота, с которой из легких оперативно выходит всякий мусор. по началу эпидемии где-то даже была статистика, что курильщиков среди госпитализированных подавляющее меньшинство

-Цитата от миоу

Кто владеет инглиш, посмотрите, какие интересные фильмы стали выходить во время коронки.

https://youtu.be/MY8Nfzcn1qQ

Конспирология и паранойя, это всё понятно, но под этим видео люди оставляют интересные комментарии по теме о Марине Абрамович, которая фигурирует в этом видео и о старине Билли с его вакцинами.

-

Let us not forget that Marina A. “Spirit Cooker” is now the face of Bill Gates’ new Microsoft campaign... While he’s pushing for his mandated microchip “vaccine.” Are we starting to see the bigger picture? This is the tip of the iceberg.

ну что там, есть уже такие, кто видел этого коронавируса?

-Цитата от Tuqol Tuae

-Цитата от миоу

Кто владеет инглиш, посмотрите, какие интересные фильмы стали выходить во время коронки.

https://youtu.be/MY8Nfzcn1qQ

Конспирология и паранойя, это всё понятно, но под этим видео люди оставляют интересные комментарии по теме о Марине Абрамович, которая фигурирует в этом видео и о старине Билли с его вакцинами.

-

Let us not forget that Marina A. “Spirit Cooker” is now the face of Bill Gates’ new Microsoft campaign... While he’s pushing for his mandated microchip “vaccine.” Are we starting to see the bigger picture? This is the tip of the iceberg.

Майкрософт на днях выложил и потом удалил "рекламное" видео с ней в главной роли из-за бомбардировок от людей.)

Мяу всё с масонами борется

ссыте в трусишки, мальчики? я по-прежнему в геи записываю, кто любит ВВП

-Цитата от Marcus NSK

Мяу всё с масонами борется

Я ни с кем не борюсь, я интересуюсь всем.)

-Цитата от миоу

-Цитата от Marcus NSK

Мяу всё с масонами борется

Я ни с кем не борюсь, я интересуюсь всем.)

Антипрививочница ?

-Цитата от миоу

-Цитата от Marcus NSK

Мяу всё с масонами борется

Я ни с кем не борюсь, я интересуюсь всем.)

Любознательная