Дима Гусев - "Я - достойное говно!" (2006-2010)
"Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью и ты поймешь, что кровь есть дух". (Фридрих Ницше)
Содержание:
01 - "мы дети, хлебнувшие взрослого горя..."
02 - "ненавижу все эти праздники..."
03 - "в городе, где разводят мосты..."
04 - "из прошлого в грядущее..."
05 - "эх, юные годы лихие..."
06 - "надо сломать себе жизнь..."
07 - "подрываюсь посреди ночи..."
08 - манифест
09 - "надо мной распласталось небо..."
10 - пиздострадальческое
11 - эстетизм
12 - "когда выходишь один из подъезда..."
13 - "я не раз этот город вспомню..."
14 - "одни в квартирах засыпают..."
15 - "подобно желе шевелится сало..."
16 - об анатомии
17 - "...уходит Сашок в темноте..."
18 - "сколько сломано копий..."
19 - "эта осень похожа на рыжую бабу..."
20 - пиздострадальческое 2
21 - стихотворение "нищеброд"
22 - похороны деда Ивана
23 - замазал щщи
24 - кенты
25 - "мы видели этот ужас..."
26 - "где-то мы просчитались..."
27 - "считается, что у неба цвет - синий..."
28 - "накурилось туманом утро..."
29 - "картина мира..."
30 - гидрик
31 - "по дороге из желтого кирпича..."
32 - "вот вы, - нижточжные, бездарные..."
33 - "мы снова кружимся в школьном вальсе..."
34 - "больше никто никогда не умрет..."
Обложка - Саша Чипевский.
***
мы дети, хлебнувшие взрослого горя.
мы никогда не видели моря -
твои беспризорные дети, Россия.
но видели времена черные
и фабричной трубой закопченые
небеса твои синие-синие.
это наш собственный тропик Рака,
это не Париж Генри Миллера:
здесь ёбла слетают и мяучат собаки,
как в перестроечных боевиках и триллерах.
и люди темнеют,
или бледнеют;
я жду Новый Потоп
и эру Водолея.
чудовище за окном притворяется спящим,
солнце сползает за гаражи
и горизонт в пожаре заката дрожит.
я видел всё это по-настоящему.
как билась посуда о стены кухни,
как блуждало моё поколение
в похоти и говне по колено.
видимо, мы крепко впухли
в какие-то совсем не детские игры.
и скалится осатанело
две тыщи десятый - год тигра.
***
ненавижу все эти праздники:
рты кабаков раскрыты,
из рекламных плакатов дразнятся
эфемерное счастье и сытость.
здесь совсем не осталось людей:
поразуверовали в богов и идеи,
поедали друг друга в блокадном Ленинграде,
голосовали за Путина и распинали Христа
за тридцать ебаных рублей.
отправляйте культ у банкомата,
кайфуйте от причастности к абсолюту.
мы разменяем на пластид и автоматы
всю вашу валюту!
***
в городе, где разводят мосты,
и где меня развели на деньги,
ограбили и едва не убили,
повесился Дмитрий Сергеевич.
такой чисто прикол на стиле.
тело его остыло,
и у него во чреве
копошились крупные белые черви.
а еще, я слыхал, что с повешенными
случаются позорные вещи
от расслабленья кишок.
под вопли лишайных кошек,
под шорох упитанных крыс,
менты размахивали ксивами,
выясняя обстоятельства гибели.
он ушел, я остался -
молодой, здоровый, красивый.
только зубы подпорчены,
да подвыбиты.
- финал не оставит выбора, -
как бы сообщал мне висельник,
под серым небом у Выборга
познавший всю суть вещей.
великие живут среди вшей,
великие живут среди вас,
и каждая смерть - всего лишь аванс.
он вмазал по вене Невы.
а вы?
нет, не такие вы.
вы прячете ваши глаза,
отказываясь на это смотреть,
когда перед вами истина,
когда перед вами - смерть.
***
из прошлого в грядущее
мы двигаемся ощупью
минуя настоящее
к деревянным ящикам.
мы двигаемся там
где звонкий русский мат
где ревущая тьма
и ревущая мать.
и та самая, сокровенная суть,
вечно скрытая где-то около -
за шторами, за стёклами.
***
эх, юные годы лихие!
давай оставаться плохими.
давай веселиться до талого,
беспределить, творить что попало,
курить гашиш и бухать,
на крыше или на хате.
эти улицы, подъезды и гаражи,
где была настоящая жизнь,
и мы горели заживо, плевали в вечность,
ссали в глаза человечеству.
продавали собственную боль
мы с тобой, мы с тобой, мы с тобой.
разве всё это ничего не стоило?
травились дустовым пойлом,
поганой борзотой,
творили хуйню, но зато
нам звёзды ночами сверкали сталью,
а пьяные рассветы розовые
чистыми были листами.
***
надо сломать себе жизнь,
чтоб получить на нее право.
сперва аккуратно сложить,
а затем учинить расправу.
влить в горло жидкое олово,
и буквально, отрезать ей голову.
***
подрываюсь посреди ночи,
в простынях, мокрых от пота,
ёрзая и ворочаясь,
точно в камере пыток.
и как-то пасмурно
мне и муторно.
с клеймом "фашист" в паспорте
рискуешь не дожить до утра.
лысеющую шальную голову
исцарапали бессонницы когти.
поэты, танцуйте голыми!
в море по колено, в дерьме по локти!
жру валерьянку и валиум,
только бы снова уснуть,
и громадной кучей навалена
сплошь какая-то муть;
и вот я сижу и висну,
как больная бледная моль.
но запредельное - совсем близко!
оно зудит, как зубная боль!
эти прозрения короткие
вселяют священный ужас.
и как черти из той коробки
стихи мечутся, скачут, кружат:
они и рёв,
и плач;
они верёвка
и палач,
они чернее черной тучи,
они навроде выстрела в упор.
и пружина шариковой ручки
щелкает, точно затвор.
МАНИФЕСТ
я ебал демократические государства,
я ебал небесное царствие,
я ебал астрологические прогнозы,
я ебал красные розы,
я ебал партию "единая россия",
я ебал "становись раком и соси",
я ебал президента Медведева,
я ебал силовые ведомства,
я ебал премьера Путина,
я ебал гос. руководство ебанутое,
я ебал депутата Грызлова,
я ебал российскую свободу слова,
я ебал платную медицину,
я ебал пидорасов, что вечно тянут резину,
я ебал пидорасов, что катают вату,
я ебал мудака обывателя,
я ебал дипломы о высшем образовании,
я ебал безнадежно унылое существование,
я ебал срочную военную службу,
я ебал, когда на тротуарах замерзают лужи,
я ебал ёбаную русскую зиму в шесть месяцев,
я ебал богатых свиней, что с жиру бесятся,
я ебал интеллигенцию модную,
я ебал врагов народа,
я ебал тех, кто проебал Крым и проебет Тамань,
я ебал всю глянцевую срань,
я ебал до отвращения красивую картинку,
я ебал всех хачей и гуков с рынка,
я ебал всех модных оленей,
я ебал дурацкие праздники и юбилеи,
я ебал работу с 9 до 6 унылую,
я ебал сопли, слюни и оперы мыльные,
я ебал бабские истерики,
я ебал Соединенные Штаты Америки,
я ебал президента негра,
я ебал "фабрику звезд", Алсу и Ирину Аллегрову,
я ебал рабство кредита,
я ебал малолетних бандитов,
я ебал их кепки со взлетными полями аэродромов вместо козырьков,
я ебал Мишу Козырева
и его ебаное радио,
я ебал тех, кто барыжит фронтовыми наградами,
я ебал книжки Дарьи Донцовой и ей подобных,
я ебал в офисе с секретаршей и жалюзи кресло удобное,
я ебал закон об экстремизме,
я ебал устремления низменные,
я ебал человеческую тупость и всех дебилов,
я ебал айфоны и суперсовременные мобилы,
я ебал правила и нормы,
я ебал людей в грязно-серой форме,
я ебал продажную милицию,
я ебал оранжевые революции,
я ебал конформистов и приспособленцев,
я ебал стихоплетов пресных,
я ебал болтовню в общественном транспорте,
я ебал мой красный паспорт,
я ебал Задорнова, Петросяна и любого сортирного сатирика,
я ебал позорную смерть всеми забытого старика,
я ебал крысятников-олигархов,
я ебал отраву в духе напитка "ягуар",
я ебал ВТО и НАТО,
я ебал слово "надо",
я ебал огребать за чужие интересы по каске,
я ебал про белого бычка сказки,
я ебал жидовcкие СМИ,
я ебал, когда дни как кошмарные сны,
я ебал глобализацию,
я ебал техногенную цивилизацию,
я ебал нефтяные войны,
я ебал белье по пять тысяч рублей и более,
я ебал макдональдсовскую хаванину,
я ебал толстомордых попов и раввинов,
я ебал каждого Иуду,
я ебал блокбастеры из Голливуда,
я ебал зануд и праведников,
я ебал пастырей и проводников,
я ебал религии и секты,
я ебал шоу-бизнес и шоу-проекты,
я ебал финансовую систему,
я ебал любые четыре стены,
я ебал мировое правительство
и в отдельности каждого пиздобола,
и, в целом, я ебал такой футбол...
***
надо мной распласталось небо
в безумных, немыслимых красках.
в городе Братске
никогда не читали Пруста,
там дуют дудку и прутся,
смеются, чтобы не плакать.
кружится грязный снег,
обращаясь в слюнявую слякоть.
так выражается век;
и хочется пить,
и хочется спать.
сердце забилось
(под кровать)
и качает быстрее, быстрее.
весна ползёт из батареи,
чавкает под ногами голодной пиздой.
вместо саундтрека -
грохот маневровых поездов.
ПИЗДОСТРАДАЛЬЧЕСКОЕ
сломалось на неравные части
настоящее, полное счастье.
двое - это как бы стерео,
поодиночке - моно.
в окне криволапое дерево,
на рабочем столе - фотоикона.
пали замки мои воздушные,
а я как бы взят в плен.
и из всех игрушек
остались рука да член.
ЭСТЕТИЗМ
нож под ребро -
это тоже добро
в определенном случае.
я считаю, что пора и нужно
закупать огнестрельное оружие,
и каждого ебучего эстета
ресстрелливать из пистолета ТТ.
недавно я имел с таким разговор,
он нес какой-то вздор
о стихах, кинофильмах, искусстве, и так далее, -
вещал сплошь порожнее.
уладить вопрос вербально
не представлялось возможным.
я ударил его в ебальник
и врезал сразмаху в ухо.
дело было в какой-то пивнухе.
он ни черта не понимал в поэзии -
словом следует кромсать, резать.
***
когда выходишь один из подъезда,
без планов, -
всё бесполезно.
кроме марихуаны.
***
я не раз этот город вспомню:
красный барак, пригородный посёлок.
и эту историю стрёмную,
историю по-горькому веселую.
подъезд,
где посреди охуевшей зимы
поджидаю тебя этажом выше
и, сжимая отвёртку в руке, слышу,
как по лестнице поднимаешься ты,
тащишь к себе какого-то чувака.
будешь там хуй сосать ему ночью.
впрочем,
мы знаем, чем стала любовь в чаду кабака:
Дева Мария превратилась в блядину.
вот и у тебя вместо глаз - две синие льдины.
от обиды, горечи и злобы
сжимаются в кулаки конечности.
я прикидывал разные "если бы" и "могло бы",
но в воняющий скорбью мусоропровод вечности
уже провалилась мечта,
пустая и смятая,
как вчерашняя пачка от "винстона".
что за ебучее свинство!
невыносимое блядство!
как вы можете до сих пор
любить и влюбляться?!..
поверьте:
это хуже, чем страх перед старостью,
это как репетиция смерти.
меня трясло, как холодец..
пиздец!
в живот бы тебя, суку, пырнул,
или себе распорол бы вены -
так ведь должен поступать поэт?!
и бледный, цвета соломы-сена,
растекается по лестнице электрический свет.
я вспомню не раз две тысячи четвертый,
ту ночь, невозможно длинную.
вспомню тебя, блядину,
и сжатую в руке отвёртку.
***
одни в квартирах засыпают,
других в землю закапывают.
в падиках шалуху засыпают,
и нафтиком шары закапывают.
***
подобно желе шевелится сало
под кожей, под рожей людей; их засосала
провинциальная дискотека повседневности,
и они дрыгаются в лучах фонарей, стробоскопов,
солнца, луны, и всех прочих светил
в ритме ебучего хауса.
я нажимаю на паузу,
веду с реальностью поединок.
давно закончилась осень
и зима была почти на середине;
я направлялся в регион 38
этой остывшей страны, где
граждане с хмурыми лицами
бродят везде.
и хочется только напиться,
уделаться вдрызг,
чтоб не видеть всё это, не видеть, не видеть...
- впишись в конъюнктуру!
- займи своё место! -
убеждали меня эти люди.
а из окон вагона были видны
сугробов белые груди.
и папа сказал:
"ты социально неприемлем."
из дальнейшего вспомню: вокзал,
отправление, мёрзлую землю.
ОБ АНАТОМИИ
на деревянном постаменте мужичок безногий
колесит по оледенелой дороге,
сообщая себе ускорение
усилием красных рук.
лицо его имело выражение:
"я всех вас ебал! я на вас сру!"
на светофоре скопились автомашины,
в них приличные женщины и мужчины.
точнее, за тонированными стеклами
модные коты, с модными тёлками.
- "ну чё, солидные господа,
кто инвалиду червончик подаст?!"
электронное табло гласило:
температура минус тридцать, время восемь.
в безногом чувствовалась великая сила,
я же задавался вопросом -
где он просрал свои две ходули?
на войне оторвало, по пьяни ли отморозил?..
(я насчет этого в хуй не дую,
у меня всё на месте.)
вообразил себе отсветы розовые
концлагерных печек,
погребальных костров,
запах горелой человечины,
взрывы в метро...
калека катится, тянет руку, -
"дайте мне! дайте мне!"
жизнь, безусловно, палево, сука,
и нынче скоро темнеет.
светофор подмигнул, я хлебнул джина-тоника.
у меня всё окей с анатомией.
***
...уходит Сашок в темноте
мимо дома бездомных детей,
в бейсболке и красном пуховике.
...уходит легко, налегке,
одет по английской моде
Артём, и с вечно небритой мордой
уходит Дмитрий Сергеевич,-
всех раньше, прямиком в Вечность.
...уходит Кеша и Степан с Чекистом,
уходят бесследно и начисто.
...уходят Юли, Оли и Насти,
которые половинки счастья.
тонут в потоке времени,
пространства и измерений.
вот и я ухожу, с синей
дорожной сумкой наперевес,
очерчивая неровную линию,
и ставлю, в итоге, крест
православный.
***
сколько сломано копий,
сколько продано копий
наших ебучих альбомов,
сколько подстав и обломов
замутили позорно кенты.
у каждой двери пасутся менты;
стало быть, вера в Утопию -
простая необходимость.
и все мы здесь как бы топливо,
а всё прочее - видимость.
***
эта осень похожа на рыжую бабу
с красным прыщавым лицом.
в животе у природы свой брейк-данс пляшет смерть,
и на это противно смотреть.
на это небо в синяках
да на облезлые осины.
мы получим наверняка
всё, о чем просили;
непременно за всё заплатим.
холод лезет под бабское платье,
желтеют и осыпаются листья -
в точности, как мои зубы,
или в ванной хлопья от штукатурки.
и как бы тут не заехать бы в дурку,
когда пропал между праздников и будней,
между было и будет дальше.
однажды мы всё забудем.
но смех сбивается кашлем
в гудении городской полифонии.
- завяжи, развяжи, - сказал кто-то из модных,
как там его фамилия?
и разве жизнь - это хомут и намордник?
мы как мотыльки -
стремимся на свет круглосуточных магазинов,
радугу ищем в пятнах бензина,
высасываем душу из бульки.
тепла вот, буквально, с хуй гулькин.
и всё, что осталось -
разочарование и усталость.
ПИЗДОСТРАДАЛЬЧЕСКОЕ 2
я думаю о тебе неприлично много,
я думаю о тебе много неприличного.
где же ты, баба спелая да баба голая,
необузданная и горячая,
что ноги свои предо мной раскорячивала?!
где начинаются неприличные глаголы, -
трахаться, ебаться, совокупляться,
ебля, порево, секс, -
там и кончается этот текст
за ненадобностью...
но в этот раз реальность предполагала другое,
нечто совсем не то:
порево на экране монитора,
и пыльная комната, в которой
я сидел, терзая свой мускул.
я просто хотел любви.
и пизду, сырую и узкую.
СТИХОТВОРЕНИЕ "НИЩЕБРОД"
тут ни к чему слова -
я для тебя бесперспективен.
хуй да дурная голова -
вот и все мои активы.
ПОХОРОНЫ ДЕДА ИВАНА
по чьей-то паршивой шутке,
по какой-то случайности жуткой -
похороны были первого сентября.
и по утрам еще жадно светало,
и по улицам ходило много веселых ребят
в красивых формах, с живыми цветами.
светлы были и ясны их лица,
и небо было пронзительно-голубое,
в точности, как было небо Аустерлица,
перед тем самым последним боем.
ему было восемьдесят два,
а стало - дырка от бублика.
и бабка моя стала вдова,
и среди прочей траурной публики
было парочка Стиви Вандеров
и старуха в форме кочерги,
чем-то напомнившая мне бабку Вангу,
или горьковскую Изергиль.
покойник, наряженный в черную робу,
мне виделся лишь непривычно-окаменевшим,
а эта старая ведьма вдохновенно выла над его гробом,
ведь она видела там нечто другое, конечно.
она выла сильнее целого хора,
и, хоть может сама о том и не ведала,
она видела в том гробу собственную гибель скорую,
но не оплакивала моего деда.
ЗАМАЗАЛ ЩЩИ
осень, ветер в форточке свищет.
замазал на фотокарточке щщи,
и странные со мной приключились вещи:
от гноя заболело распухшее веко,
я курил в подъезде, и пожилого человека
шестидесяти лет без месяца,
с верхних этажей выносили по лестнице,
потому что гробы не влезают в лифт.
ходили вчера с пацанами на дрифт,
а у соседей в это время был колхозный дэнс.
без носа себя изобразил Илья Аменц,
и сломали нос Илье скоро.
а по весне не ходил гулять без полкороба -
в нем целый мир, и я как бы Цезарь.
Винс Ван Гог себе ухо отрезал,
а зубы, по ходу, бьют оттого, что ругаюсь гадко, -
вот такая хуйня, ребятки.
это что-то такое наподобие кармы,
информационного поля козни.
и от этого мне никакой пользы.
короче, чесался глаз из-за ебучего ячменя,
жмура проносили мимо меня.
в соседней квартире звучало печальное пение,
носильщик поскользнулся на ступенях,
гроб грохнулся на пол громко
и на трупе образовалась поломка.
дождь барабанил в карниз.
оторванная голова покатилась вниз,
страшно тараща глаза.
я выкинул сигу и пошел назад.
ливень пуще прежнего лился,
и ебучий глаз гноился.
КЕНТЫ
прежние кенты давно и прочно
заняли свое место
в этой жизни, а мы
с ребятами снова попали в замес
в середине этой зимы.
***
мы видели этот ужас:
холод пополз наружу,
уравнивая всех в правах.
собаки шифруются во дворах,
в подвалах,
и тёплой вони подъездов.
листья слетают быстрее
с деревьев, чем с календаря.
как же не хочется верить
равнодушию октября.
длиннее становятся ночи,
делая нашу жизнь короче.
и, заставляя сходить с ума,
растут из асфальта дома,
попадают в страницу сборника,
в то время, как сонные дворники
тихо метут во дворе
листья, погибшие в октябре.
а дождь приступает литься,
он стекает по дохлым листьям,
измазавшим ржавчиной всю аллею
в углу моего окна.
я до сих пор болею,
и в этом твоя вина.
и, неизменно, снаружи -
дороги, дома и вокзал.
коричневые стылые лужи
я увидел в твоих глазах.
***
где-то мы просчитались,
где-то мы прокололись.
упустили какие-то детали,
наплевали себе в колодец.
стало быть, так мне и надо.
стало быть, всё по заслугам.
и не кончается интифада:
Святая Елена, Тортуга.
***
считается, что у неба цвет - синий.
в проводах высоковольтных линий
запуталось солнце.
шатается за домами лес,
впивается в дальние дали.
рисуют на двери крест
одномерные люди,
которые имеют квартиры с удобствами
и, подобно Иосифу Бродскому,
всё еще верят
в возможность регистрации действительности.
в поиске сочных звуков -
воплей, взрывов и выстрелов,
я вижу реальность пристально.
***
накурилось туманом утро,
заедает дым зубной пастой.
нужно спрятаться внутрь,
потому что снаружи опасно.
январём обмороженные птицы
разыгрывают римские оргии,
и судорожно начинают давиться
куском удовольствия.
и это уже много.
у меня обветренные губы
и переломанный нос.
я повторяю вопрос:
как это можно было
влюбиться в порнозвезду,
которая ныла,
трахалась и несла ерунду?!
я раздвинул себе рёбра,
переломав половину.
я хороший, добрый;
и я же - скотина.
вырвал сердце.
оно дрыгалось и трепетало,
и горело, как посыпанное чили-перцем.
потом швырнул его на одеяло:
- на! сожри!
кусок моего горячего мяса
дрожал, как трансформаторная будка,
или, как эпилептик, трясся,
и от этого было жутко, жутко...
а птицы, всё так же, продолжали стонать
в отверстиях вентиляции, -
которые здания горло.
меня всё еще перло,
и даже до сих пор прет.
***
картина мира
склеена скотчем.
мы подсядем и соскочим,
задохнемся сладким дымом,
захлебнемся алкоголем.
на всякого, бля, диму
найдутся свои шарль де голли -
на войне, как на войне.
утонет истина в вине,
изведет весна на похоть.
в джихад и крестовый поход -
верь. вперед, пехота,
вперед...
ГИДРИК
ты помнишь, братуля, наши четыре улицы -
Заводская, вокзальная, Сосновая, Енисейская?
где ходили в детсад и пристрастились раскуриваться -
поселок наш - ни городской, ни сельский.
этот район окраинный города Братска
прозвали не зря Чернобылем:
есть в нем что-то такое адское,
непостижимое и вечное, свой перпетум мобиле.
всё это навеки останется нашим:
скелеты цехов Сибтепломаша,
его полосатые смердящие трубы,
и жизнь - простая и грубая,
что пришельцам режет глаза.
(это место сродни Сектору Газа -
здесь тоже идет необъявленная война.)
и в замызганном квадрате окна
наши улицы разбитых фонарей
и сто коричневых мутных морей,
да свет подъездный -
жидкий, угрюмый, -
всё капает в бездну
пластмассовых рюмок.
нынче там покосились заборы,
и память накрыла кровавая мгла.
кто в менты подался, а кто в воры -
жизнь развела пацанов по разным углам.
***
по дороге из желтого кирпича
мы уйдём в изумрудный город.
"всё равно нас найдут
и любовь, и печаль" -
пел под окнами пьяный голос.
выбитые окна хрущевских домов -
как глаза,
видевшие слишком много;
вырваны языки,
заперт рот на замок,
и вьется червем дорога.
полумертвый, больной, непригодный, -
остается мой милый Освенцим.
и раскуроченное, изуродованное,
но сокращается мое сердце.
нас не ждут,
но мы непременно дойдем.
и притом,
обретем и приют,
и притон.
***
вот вы, - ничтожные, бездарные, -
буквально отовсюду лезете.
как вы смеете свои жалкие слова
называть поэзией?!..
вы все хуже летучих мышей,
у меня от вас расстройство кишечника.
о чем тут вообще разговаривать?
лучше смотреть на кровавое зарево
всё того же самого неба,
расшитого дымными стразами,
и чтоб непременно сразу
колючая вьюга била в лицо -
буквально насилуя, простыни пачкая.
курить на двоих последнюю сигу из пачки,
спрятавшись под крыльцом.
целоваться с ней горячими ртами,
и дешёвыми сортами
вина из зелёной бутылки
бороться с холодом и тоской,
со всеми страхами и болезнями.
вот это
и есть
поэзия.
***
мы снова кружимся в школьном вальсе
я трогаю за руки юную фею
нам жизнь изломала все пальцы
я тебя провожаю, несу твой портфель.
и опять мы сбегаем с уроков
чтоб гулять по грязи и по лужам
нас окружали девяностые суровые
беспечных детей непослушных.
в дискотеках евродэнс отгремел
сигареты, вино, конопля
банты белые, будто мел
и безлюдный остывший пляж.
догорает пятитысячная сигарета
время течет всё быстрей и быстрей
и новый сентябрь сжигает лето
в своем красно-желтом костре.
нагота - погребальный наряд
гаснут китайские салюты
кораблики бумажные горят
тонут бумажные самолёты.
так, прислонившимся к оконной раме
утром пепельным, утром ранним,
развертывается убийственная драма
всегдашнего вселенского позора.
твои глаза - солёные озёра.
мы с головой бросались в этот водоём
вдвоём.
***
больше никто никогда не умрет,
даже тот, кто живет на МРОТ.
больше с нами ничего не случится,
будет радостно всегда и лучисто.
но пусть Бог и над нашими книгами
слезы прольет крокодильи.
здесь говорят по-русски: ханыга, барыга,
а не джанки или драг-диллер.
1 февраля 2006 - ноябрь 2010.
Дима Гусев (б/ф) - "Я - достойное говно!" (2006-2010) 
Похожие темы на: Дима Гусев (б/ф) - "Я - достойное говно!" (2006-2010)