Монады — это живые, духообразные единицы, из которых все состоит и кроме которых ничего в мире нет.
В философии Лейбница мир состоит из простых существ, жизнь которых заключается в их деятельности. В своем внешнем проявлении эти существа представляют источник движения и сопротивления и воздействуют на существа, от них отличные. Но это воздействие необходимо обусловлено внутренними актами, которые предшествуют всяким формам внешних проявлений. Существа, лежащие в основе мира, неделимые и простые, духовные в себе, но своими отношениями создающие видимость материальности, Лейбниц, примыкая к Джордано Бруно, с 1697 г. стал называть монадами (философское миросозерцание Лейбница вообще развивалось постепенно и окончательно сложилось в главных своих чертах только к 1685 г.).
1) Монада характеризуется двумя взаимоисключающими характеристиками, она абсолютно проста и бесконечно сложна. Интересен сам выбор этих понятий - простота и сложность. Лейбниц усилил это противоречие простоты и сложности, говоря, что простота абсолютна, а сложность бесконечна. Как возможно сочетание взаимоисключающих характеристик в одной и той же сущности? Монада - не физический атом, не материальная точка, это - духовная сущность. Пример монады - человеческая душа, проста в смысле неделимости, поэтому бессмертна. Душевный мир любого человека бесконечно богат, поэтому монада бесконечно сложна. В мире есть только духовные сущности, телесных нет в принципе. Декартовская протяженность - всего лишь видимость. Материальность - эпифеномен, видимость, придание значения чего-то реально существующего.
2) Монада - самодеятельная субстанция. Mv-квадрат - характеристика движения, потому что это выражение указывает на наличие той силы, которая меняет скорость. Если скорость постоянна, возникает инерция. Монада - центр деятельной силы, поскольку это духовная сущность. Отсяда следует критика механистической картины мира. Все те свойства мира, которые воспринимаются нами как телесный мир и изучаются механикой, связаны с существованием духовных сущностей. Монады - деятельные силы, отсюда вытекают наши представления о внешнем мире. Сила не может быть материальной, поэтому монада не материальна.
3) Монады индивидуальны. Каждая монада индивидуальна настолько, что отличается от всех других монад. Принцип неразличимости тождества, или принцип тождества неразличимых. Если существуют нумерически два объекта, значит эти объекты в чем-то различны. Прогуливаясь по саду с дамами, он раъяснял этот принцип. Одна из дам сказала: «Сколько листьев.» Лейбниц предложил ей найти два одинаковых. Неразличимые объекты тождественны. Каждый объект индивидуален. Отсюда несовместимость плюрализма и абсолютизации количественных параметров и необходимость качественного подхода к миру, важность аристотелевской формы.
Из этого же принципа вытекает необходимость введения принципа постепенности всех переходов от одного объекта к другому, т.е. закона непрерывности. Аллюзии к дифференциальному исчислению очевидны. Поэтому же Лейбниц подчеркивал значение бессознательного в нашей духовной жизни. Все изменения наших восприятий происходят непрерывно, бесконечно малыми приращениями. Следовательно, есть явления, которые происходят бессознательно.
Позиция Локка: то, что не осознается, не существует для сознания. Лейбниц: изменения в духовной жизни непрерывны, мы не можем их осознавать. Говорит о бессознательном.
4) Абсолютная замкнутость монады самой на себя. Каждая монада замкнута в себе так, что в ней нет окон и дверей. Нет каналов, по которым что-либо может поступать в монаду и выходить из нее. Человеческая душа тоже монада. Полное одиночество, аналогия с Богом в монотеистической религии. Нет возможности вступать в контакт.
5) Монада - живое зеркало вселенной. Всеобщая связь всего со всем. Мельчайшие изменения в картине универсума вызывают последствия в остальных частях. Как совместимы принципы 4 и 5? Лейбниц приходит к выводу, что существует предустановленная гармония. Содержание понятия монады - есть абсолютно простое единство бесконечного богатства содержания, что репрезентирует принцип органицизма. Монада - живой организм.
«Представление» можно понимать в двух смыслах: представление чего-то, кого-то (посол представляет страну) и содержание нашей психической жизни (представляем себе стол, окно).
Представление - форма духовной жизни. Составляет природу и является содержанием любой монады. Монады отличаются друг от друга только отчетливостью и ясностью представлений. Камень - тоже монада, но ее представления очень смутные; у растений содержание монады - менее смутные представления. Кошка - более совершенная монада по степени отчетливости представлений. Гармония предустановлена творцом монад. Есть монада монад - Бог (форма форм - всего лишь разумная душа), который сотворил мир и все монады. Творение очень мудро, Бог - столь совершенная монада, что прежде чем сотворить мир, он обозрел всю бесконечную палитру возможных миров, выбрал из них единственный, наилучший, и реализовал его. Поэтому мы живем в лучшем из возможных миров. В мире ничего, кроме монад, нет. Монады обладают способностью саморазвития. Каждая монада развивается, причем по определенной программе. Бог-творец заложил в каждую монаду такую программу развития, что каждая монада развивается несмотря на замкнутость. Программы развития всех монад настолько согласованы, что то, что происходит на Альфа Центавра, согласуется с тем, что происходит с континентом на земле. Неприятные следствия - фатализм.
Их можно сопоставить с непротяженными точками; однако это не те точки, о которых учит геометрия. Геометрические точки не имеют никаких измерений, но они все-таки представляются в пространстве, то есть предполагают пространство как нечто данное; монады, напротив, совсем не в пространстве, потому что сами образуют пространство своим взаимодействием. Их можно также сравнить с атомами — но это не атомы Демокрита и других материалистов. Монады Л. не имеют определений внешних — протяженности, фигуры, внешнего движения; их определения исключительно внутренние и жизнь только внутренняя. Сам Л. называет их формальными атомами, имея в виду аристотелевское понятие оформе как о деятельной сущности вещей, а также субстанциальными формами. При этом он их сопоставляет с первыми энтелехиями Аристотеля. Что же такое пространство, с этой точки зрения? Л., в общем, рассуждает так: действительность принадлежит только монадам, а они непротяженны; следовательно, непротяженна и вся вселенная в своей внутренней сущности. Пространство не имеет собственной, независимой и отдельной реальности: оно только результат нашего смутного чувственного восприятия вещей. Вещи представляются нашему чувственному пониманию только как внешние, как ряд совместных проявлений чуждых нам деятельностей: такое существование внешних явлений воспринимается нами, как протяженность их. Итак, пространство, поскольку мы отвлекаем его от того, что его наполняет, есть только порядок возможных сосуществующих явлений, так же как время есть порядок следования явлений. Реально в пространстве лишь внутреннее основание порядка явлений; но это основание не имеет чувственной наглядности, оно постигается только умом. Л. восстает против взгляда, знаменитым защитником которого был Ньютон, — что пространство есть реальная сущность, безусловная по своей природе. Если бы пространство было таково, то пришлось бы предположить, что оно или сам Бог, или Его неизбежный атрибут. Между тем, возможно ли считать за Бога то, что состоит из частей? А пространство необходимо подразумевает части, которые в нём содержатся. Но если протяженность — только явление, то явлением оказывается и та протяженная, сплошная материя, из которой, по обыкновенному представлению, состоят все вещи. Тем не менее воспринимаемый нами материальный мир есть; в нём нам дано оформленное и стройное изображение действительности, которое не обманывает нас, когда мы при его обсуждении пользуемся правилами разума. Внутренний принцип явлений материальности заключается в страдательности или ограниченности каждой монады; этот принцип страдания в монадах есть materia prima; воспринимаемое нами явление протяженной материальной массы есть materia secunda. На вторую следует смотреть как на продукт первой, поскольку наше чувственное восприятие телесных вещей одновременно зависит и от нашей собственной ограниченности, и от ограниченности тех монад, которые своими сочетаниями образуют эти вещи.
По коренному предположению Л., каждая монада представляет весь мир; «каждая простая субстанция», говорит он, «имеет отношения, которыми выражаются все прочие субстанции, и, следовательно, монада является постоянным живым зеркалом вселенной». Высший ум мог бы прозреть в каждой монаде всю вселенную со всем, что в ней когда-либо произошло, происходит или произойдет. Все монады отражают мир, но одни воспроизводят его лучше, другие хуже; с другой стороны, каждая монада, воплощая в себе некоторую особую точку зрения на вселенную, одни элементы действительности воспринимает яснее, как ближайшие к ней, другие — более смутно, как отдаленные. Не может быть двух существ, абсолютно сходных между собою: если бы какая-нибудь монада имела совсем одинаковое внутреннее содержание с другою монадою, они слились бы в одно. Какое-нибудь различие всегда должно сказываться и в сложных вещах: так, на одном и том же дереве нельзя отыскать двух листьев, абсолютно похожих друг на друга. Оттого в мире монад существует бесконечная градация совершенств. Между самою низшею монадою, которая представляет мир совсем смутно, и высшею монадою — Богом, все созерцающим с абсолютною ясностью и отчетливостью, существует бесконечный ряд промежуточных звеньев, монад более или менее совершенных. Поэтому рядом с законом различия Л. ставит дополняющий и ограничивающий его закон непрерывности.. Он одинаково относится и к существам, и к тем явлениям, которые ими переживаются. В природе нет скачков, нет бездн, разделяющих отдельные группы вещей и событий. Как в жизни отдельной монады одно состояние развивается непрерывно из другого, так и в целом мире существующие стадии развития с непрерывною постепенностью подготовились из предшествующих, а вся совокупность творений являет собою лестницу, постепенно возвышающуюся к совершенству. Каждая монада имеет духовную природу: однако Л. не решается их всех называть душами. Можно различать три класса монад:
1. монады простые или голые, в которых все представления смутны и сливаются между собою. В таком состоянии находится огромное большинство монад, в нём бывает и душа человека, когда он погружается в глубокий сон без всяких грез или когда он падает в обморок.
2. Души, в которых представления достигают до ясности ощущения. Души в этом смысле, способные чувствовать и обладающие памятью пережитого, принадлежат животным.
3. Высший разряд монад, духи, которых отличительное свойство — разум, то есть способность ясного понимания вещей и познания вечных истин. Разумом обладает только душа человека; только она есть дух в земном мире.
Перцепция
Перцепция (иначе восприятие) - процесс непосредственного активного отражения когнитивной сферой человека внешних и внутренних предметов (объектов), ситуаций, событий, явлений.
Высшая ступень внутреннего развития монады включает в себе и низшие: даже и в нашем духе очень многие представления остаются смутными и темными. В виду этого Л. выдвигает на первый план вопрос о бессознательных или малых представлениях; ему справедливо приписывают заслугу введения этого понятия в психологию. По мнению Л., картезианцы, отрицая бессознательные представления, делали большую ошибку. Нужно различать перцепцию, простое представление, от апперцепции, или сознания. Перцепция есть внутреннее состояние монады, воспроизводящее внешние вещи; апперцепция, или сознание, есть рефлективное познание этого внутреннего состояния. Такое познание дано далеко не всем одушевленным существам, да и у одной и той же души оно бывает не всегда. Когда мы слышим шум моря, мы не воспринимаем плеска отдельных волн, хотя самый шум несомненно слагается из звуков, производимых ими: как же можно воспринять сумму, не восприняв, хотя бы бессознательно, составляющих её элементов? Проснувшись от бессознательного состояния, мы начинаем сознавать наши представления. Возможно ли было бы это, если бы они не были в нас даны непосредственно перед тем? Ведь представление естественным путем может произойти только от другого представления, подобно тому, как движение может произойти только от движения.
Лейбниц решительно утверждал, что монады не могут оказывать влияния одна на другую: «монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти».
Всё, что в монаде совершается, есть её собственное дело: она — совсем особый самобытный мир, маленькая ойкумена, ни от кого не зависящая и действующая только от себя. Она и представлять может только самое себя, свое собственное существо и то, что в нём содержится. Если она представляет мир, то потому лишь, что мир идеально лежит в ней, что она сама есть слабое подобие мира. Но из этого никак не следует, чтобы вселенная как-нибудь физически на неё действовала и реально в ней отражалась и отпечатлевалась; реальное взаимодействие вещей есть только иллюзия. Но если так, то каким образом объяснить, что монады составляют один стройно движущийся и развивающийся мир? Откуда возникает внутреннее единство вселенной?
Ответом на этот вопрос является теория предустановленной гармонии; это выражение впервые употреблено Лейбницем в1690 г., но сама теория возникла значительно раньше). Смысл этой теории в следующем: «в простых монадах бывает только идеальное влияние одной монады на другую, которое может происходить лишь через посредство Бога, поскольку в идеях Божиих одна монада с основанием требует, чтобы Бог, устанавливая в начале вещей порядок между другими монадами, принял в соображение и её». Поэтому Бог изначала сотворил каждую субстанцию таким образом, «что в ней все рождается из её собственных источников, путем полной самопроизвольности в отношении к ней самой и, однако, при полном соответствии с внешними вещами».
Иначе говоря, вещи потому кажутся действующими друг на друга, что Бог при самом создании мира устроил их развивающимися и живущими как будто в неразрывной связи между собою. Действительной связи между ними нет, но, в силу первоначального творческого акта, состояния каждой монады соответствуют состояниям всех других и в каждый момент представляют как бы их отражение сообразно особой точке зрения данной монады на мир. Этим объясняется всякое взаимодействие вещей, всякое отношение предмета к среде, его окружающей. Л. сознается, что мысль о предустановленной гармонии, когда она в первый раз пришла ему в голову, удивила его. Тем не менее он убежден, что эта гипотеза есть единственная, которая не содержит внутренних противоречий. Предустановленной гармонией у Л. объясняется и та связь, вопрос о которой так занимал последователей Декарта — связь души с телом. Душа есть монада, наше тело представляет точно также совокупность низших монад; между тем, монады существуют независимо друг от друга. Воля и мысль не имеют прямого влияния на телесные движения, телесные изменения не оказывают прямого действия на душу; тело живёт так, как будто в нём нет души, душа — как будто бы она не была связана с телом. Если они сообразуются между собою в своих явлениях, то совершенно самопроизвольно. «Все, что бывает с нами, все наши будущие мысли и представления суть только следствия наших прошлых мыслей и представлений, так что если бы я был в состоянии отчетливо рассмотреть все, что происходит со мною или представляется мне в настоящую минуту, я мог бы увидеть в этом все, что произойдет со мною или будет мне представляться во всякое другое время; и это будущее не преминуло бы произойти со мною, даже если бы все вне меня было уничтожено, лишь бы остались только я и Бог». С другой стороны, составляющая наше тело «организованная масса является готовой к действию сама собою, следуя законам телесной машины в тот момент, когда этого хочет душа». Источник соответствия между телом и душою заключается в творческом акте Божества: это соответствие есть чудо, раз навсегда совершенное при самом создании вещей, тогда как по учению окказионалистов каждое единичное соответствие между душевными и телесными явлениями есть особое чудо Божие. Для пояснения своей мысли Л. употребляет следующее сравнение: душа и тело устроены так, как искусный часовщик устраивает несколько часов, чтобы они все показывали одно и то же время, хотя они и независимо друг от друга совершают свой ход.